Жизнь в фокусе

— В 90-е годы по чьему-то дурному распоряжению были ликвидированы лесничества. До сих пор за лесом в нашей стране фактически никто не следит. В начале двухтысячных мы с женой переехали жить в Подмосковье. За это время лесной массив, который нас окружает, совсем пришел в упадок: его уничтожает жук-короед, гниют поваленные деревья…

Мне 64 года. В таком возрасте человек задумывается, что он успел сделать полезного. Фотограф не такое уж и важное занятие. В сравнении с пожарным, хлеборобом, хирургом. Эти профессии я всегда ставил выше своей. И когда ваш земляк и мой давний друг издатель Георгий Гопиенко, будучи организатором международного фотоконкурса «Леса России», предложил в нем поучаствовать, я сразу согласился.

В планах у нас посадить миллиард деревьев. Если уж девятилетний мальчик Феликс Финкбайнер из баварского села в 2007 году сумел запустить проект «Миллион деревьев», посадив перед школой саженец декоративной яблони, неужели мы не сможем? Тогда над ним смеялись, а сегодня идея превратилась в мощное экологическое движение. В нем участвуют около двухсот стран, посажены десятки миллионов деревьев по всему миру.

— Ученые всего мира с помощью данных космического мониторинга посчитали, сколько всего деревьев на Земле. Оказалось 3,5 триллиона. И предложили: чтобы ликвидировать парниковый эффект и наша планета нормально задышала, необходимо к уже существующим деревьям добавить еще триллион.

В российских СМИ сейчас в роли климатологов и специалистов выступают ангажированные доктора различных наук и государственные деятели (как правило, несведущие в данной области люди), мол, у нас все нормально.

Тем временем на севере нашей страны вечная мерзлота уже подтаяла на несколько метров, что вызывает выделение метана, дающего парниковый эффект в десятки раз больший, чем углекислый газ. Кроме того, лес нещадно вырубается, совершаются поджоги, чтобы скрыть незаконную вырубку. И все делают вид, что ничего не происходит. Вот что возмущает.

— Пока мы обсуждаем тему. Конечно, нужна поддержка людей, облеченных властью, которым нам еще придется доказать, что мы реально хотим сделать дело, а не срубить бабла на злободневной теме. Высадка леса — конечный результат. Но чтобы привлечь внимание к проблеме, Георгий Гопиенко, как опытный продюсер, придумал фотоконкурс.

В нем будут участвовать звезды мирового масштаба. В Башкирию съедутся фотографы со всей страны, снимут живописные места, и мы выпустим два альбома — о Башкирии и Уфе. Надеемся, что наши идеи примут и сибиряки. В прошлом году мы с коллегой Андреем Головановым делали фотоальбом, посвященный 45-летию БАМа. Много поездили и ужаснулись, в каком состоянии у них тайга: лес эшелонами вывозится в Китай, при этом никто не думает восстанавливать лесной массив.

— Республика Башкортостан — зеленые легкие России. У вас изумительный край, известный по всему миру. За рубежом знают о существовании незамерзающего Голубого озера, одного из крупнейших родников в мире — Красного Ключа, целебного башкирского меда. Ваша природа позволяет показать, как она должна выглядеть. А как она уничтожается, мы покажем на примере других регионов.

— Да, по республике нас будут возить специалисты из Ассоциации охотников и рыболовов РБ. Альбомы планируется издать в рамках двух родственных проектов — международного фотоконкурса «Леса России» и «Башкортостан-2020». Человек пятнадцать ведущих фотомастеров уже согласились участвовать. Нам показали работы башкирских фотографов, я до сих пор под впечатлением. Многие из них уже вижу в альбоме. По итогам этих двух проектов состоится серия крупных фотовыставок в стране и за рубежом.

— Номинаций пять. Одна из них «Черный квадрат русского леса». Покажем, как выгорела сибирская тайга. Более подробно о конкурсе можно узнать на сайте издательства «Вехи». Все, что будет снято с 1 января до 31 декабря 2020 года, может быть подано на конкурс.

— Нет, фотожурналист должен быть толстокожим и даже немного циником. Если сопереживать окружающим в момент съемки, ничего не получится: чтобы передать в фотографии эмоции, самому нужно быть абсолютно спокойным. А в Беслане я плакал. Хотя уже побывал практически во всех горячих точках, которые тогда были в России. Как говорится, «понюхал» войну.

Фотография в тех обстоятельствах — исторический документ. Люди должны знать о происходящем тогда в стране. Однако этого слишком мало, по сравнению с тем, что может сделать мужчина, когда надо помогать. А ты не можешь помогать, так как снимаешь. Цинизм заключается в том, что вокруг страшное горе, а ты думаешь о построении кадра. В тот момент я осознал бессмысленность своей работы в подобных условиях и никчемность своей профессии.

— Хорошая, но умирающая. Почему? Закрылись журналы, которые служили витриной достижения фотографии. Потому что там публиковались не сиюминутные работы, а вдумчивые, которые делались не спеша, — не для газет и не для информагентств. Сейчас такая фотография исчезает, поскольку сегодня главный критерий — скорость, а не качество. Она превратилась в изображение на компьютере, то есть просто в сигнал. Хотя на самом деле фотография — материальная вещь, ее надо распечатать, держать в руках, повесить на стену.

— Могу пояснить на примере Москвы. У нас все фотовыставки отданы на откуп госпожи Свибловой Ольги Львовны — директора Музея современного искусства и Дома фотографии. Одно время мы с ней сотрудничали. Я ей предлагал: «Могу назвать до тридцати фамилий — и у тебя в Дом фотографии выстроится очередь, потому что там будут выставлены уникальные работы настоящих мастеров». Оказалось, это никому не нужно. Банан на стене, прикрепленный скотчем, — вот такие устраиваются выставки. Так здесь понимают современное искусство.

— Для меня никакой, потому что всегда работал для себя. При этом семнадцать лет сотрудничал с американской прессой — «Лос-Анджелес таймс», «Нью-Йорк таймс». Если фотография будет интересна тебе или твоим близким, то она заинтересует и публику. Моя муза — жена. Ведь мужчины работают, чтобы завоевать внимание и любовь женщины, самоутвердиться. Высшая оценка — это услышать от жены: «Да, неплохой кадр». Она очень скупа на похвалу, поскольку за нашу долгую совместную жизнь ей пришлось просмотреть огромное количество фотографий.

Всегда снимал только для нее, а не для американцев. И никогда никакой антисоветчины или чернухи. Хотя у меня критический взгляд на нашу действительность. Снимал, наверное, не очень приятные для тогдашних властей вещи. Например, в Калмыкии я снял кадр-символ, которым обычно заканчиваю свои мастер-классы: выжженная солнцем степь, пустая дорога, вдоль нее кривые остатки линии электропередачи, похожие на кресты. На этом фоне стоит и оглядывается худющая лошадь на грани голодной смерти.

— Не совсем так. Я сотрудничаю с немецким и японским агентствами, с Международной федерацией тенниса. В начале марта полечу в город Нур-Султан снимать матч Казахстан — Нидерланды. Много работаю в Азербайджане — очень красивая, интересная и вкусная страна. Мы уже несколько фотоальбомов сделали о Баку. К такой работе я и стремился всю свою жизнь.

Но нет такого гонорара, за который бы я согласился сегодня сотрудничать с американскими изданиями. Конечно, мне не все нравится и у нас. Однако то, что сейчас делают американские политики, просто за гранью здравого смысла.

— Каюсь, переживал только за тех, с кем близко знаком и дружу. Например, за борца Сашу Карелина, волейболиста Сережу Тетюхина, гимнаста Лешу Немова, легкоатлетку Свету Журову, хоккеиста Славу Фетисова… Когда на площадке выступает близкий тебе по духу человек, ты, конечно, волнуешься и не можешь победить свои переживания. Когда наши волейболисты выиграли Лондонскую олимпиаду, — это была моя самая счастливая минута. Я сам в свое время занимался волейболом. Ушел, потому что профессиональный спорт мне не интересен. Там с тоски помрешь.

— Там мне было снимать проще — ни за кого не переживал. Сменилось поколение спортсменов, они мне годятся в сыновья-дочери, поэтому уже нет такого контакта. Меня часто спрашивают, допустим, как Овечкин сыграл? Не знаю, как он играл, через объектив виден только маленький фрагмент поля. Да, мы были на олимпиадах, но их не видели, потому что снимали.

— Поначалу я очень переживал, когда он прервал династию фотографов: мой дедушка был фотографом, папа очень известный фотожурналист, я выбрал эту профессию. Сын тоже стал потрясающим фотографом. Однако после окончания журфака пошел в телепродюсеры, сначала на канал «Спорт», потом на «НТВ-плюс», сделал стремительную карьеру и ушел в бизнес, стал гендиректором холдинга, о чем страшно жалеет. Зато теперь я рад за него — он обеспеченный человек и делает нам с женой дорогие подарки.

— Бузова. Тоже один из синдромов вкусовщины. Поясню. Свой первый конкурс я выиграл на Олимпиаде-80 вместе с моим коллегой Женей. Дело было так. Собрали работы, и тут начались разногласия: Женя пытается засунуть в пакет одну мою фотографию, а мне она не нравится. Я ее вынимаю, он обратно засовывает, пока не порвали. Упрямый Женя ее заклеил и все равно отправил вместе с другими. Именно она и заняла первое место. Тем не менее ее нет в моем портфолио, это обычная фотография. А ведь на конкурс мы с Женей отобрали хорошие работы, лучше той…

— Потому что люди не готовы к такому восприятию действительности. Людям нравится бузовщина.

В качестве примера еще одна история. Меня пригласили в жюри II Международного конкурса фотожурналистики имени Андрея Стенина, погибшего в Донбасе. В составе были китаец, итальянка, мой коллега Владимир Песня, какой-то критик и представитель журнала «Штерн». Я сразу предложил «Штерн» сделать председателем жюри, все-таки издание с мировым именем. Его выбрали единогласно.

На конкурс прислали классные работы со всего мира: беженцы, войны. Уникальные кадры, снятые с риском для жизни, фантастические по своим эмоциям. Среди них пришла серия из девяти снимков: на каждом сидит по одной девице в определенном ракурсе, на одном фоне, взгляд мимо камеры в одну сторону, девятая какая-то пестрая, видно, не получилась. И к ним большой текст. Читаю. Оказывается, на снимках изнасилованные лесбиянки.

И чтобы вы думали? Представитель «Штерна» им присуждает Гран-при. Нам с Володей хотелось их всех порвать. Я сказал, что… тема не раскрыта. По условиям конкурса нужно представить двенадцать фотографий, а конкурсантка прислала только девять. И «Штерн» со товарищи на полном серьезе принялись обсуждать: точно — изнасиловали всего девять, а по условиям конкурса надо двенадцать снимков. Да, не получается. Так нам удалось отстоять работы, которые действительно заслуживали премии.

Правда, этой фотографессе все же дали второе место. На мой возмущенный пост в «Фейсбуке» она ответила дословно: «Вы кто такой, чтобы рассуждать?». Я написал, что всего-навсего член жюри этого конкурса.

— Тогда фотографы использовали чистейшее серебро. Технически это был совершенно другой процесс, соответственно, результат тоже был другим.

Сейчас есть такая тенденция — фотографы, которые не знают, как обратить на себя внимание, пытаются снимать на пленку. Утверждают, что это и есть настоящая фотография. Глупость, потому что пленка по качеству в сотни раз уступает цифровой фотографии. Многие вещи на нее просто невозможно снять, не хватит света.

Кроме того, важно не на что, а как снимать. Важны мысли и отношение к происходящему. Сердце и ум — больше ничего не надо.

— У канадского фотографа Грегори Колберта есть проект «Пепел и снег», который он снимал на пленку. Печать на рисовой бумаге, созданной по технологии второго века. Тема съемок — взаимоотношения человека и животного. Сюжеты снимались в различных уголках света, причем он находил типажи в жизни и потом внедрял их в съемку. Конечно, он бы и на «цифру» сделал то же самое. Просто пленка и рисовая бумага — маркетинговый ход, чтобы повысить ликвидность работ. Но результат — запредельный. Рекомендую посмотреть.

Он единственный человек, которого я считаю фотохудожником. Например, Пикассо взял белый лист бумаги, провел по нему пером, и появилось изображение голубя. Из ничего. Фотографу нужна натура, освещение, аппаратура. Он не создает мир, он его просто фиксирует. Поэтому фотография не искусство, а «цифра» давно стала ширпотребом.

— Мы все время его ждем, потом выясняется, что оно уже было и прошло. Человек не ощущает счастье в момент, когда оно приходит. А я научился ловить этот момент. Например, когда живы-здоровы твои близкие, когда ты абсолютно уверен, что тебя любят. И когда ты сам безумно любишь — это момент счастья. И еще когда есть такая замечательная собака, как фараон Беня…