О любви и не только

— Как-то так сложилось, что сначала я стала заниматься в любительском театре. Мне было шестнадцать, и я ходила на театральные курсы, окончив которые, поняла, что хочу идти дальше. Поехала в Милан, пыталась поступить в знаменитый «Пикколо-театро». Когда это не случилось, осталась в городе, продолжила учебу в университете, находила разные театральные труппы, с которыми можно было бы учиться актерскому мастерству. К режиссуре пришла гораздо позже.

— Моя мама — грузинка, и, когда распался Советский Союз, бабушка поехала к своей сестре в Ленинградскую область. Может, поэтому я решила поступить в Театральную академию именно в Петербурге. Почему-то в Москву совершенно не тянуло. Может быть, из-за того, что Санкт-Петербург больше похож на Италию и бабушка недалеко. В общем, все совпало. Да, с языком поначалу были проблемы, потому что у нас в доме никто не говорил по-русски.

— Да, у Вениамина Михайловича я окончила и актерский, и режиссерский курсы. Во время учебы были болезненные, даже травматичные моменты, но в итоге что-то получилось. Думаю, основная проблема была в столкновении разных менталитетов. У нас в Италии учеба проходила более демократично, что ли. А здесь сам Вениамин Михайлович говорил, что, придя в академию, разрушается тот человек, который туда пришел, и созидается новый. Поэтому процесс оказался непростым.

— Я прекрасно понимала, что у меня, как иностранки, будут проблемы с трудоустройством, поэтому даже не предпринимала попыток поступить в какие-то театры. Думала, что все равно не получится и не нужно тратить на это время. Сначала мы создали свой театр, назвали его «Этюд-театром». Потом он раскололся, и одну из частей мы назвали «Невидимым театром». А вскоре я начала путешествовать по России и ставить спектакли.

— Как у актрисы самая заметная роль была в спектакле «Демоны» (режиссер Семен Серзин), с которой я была номинирована и на «Золотой софит» в Санкт-Петербурге, и на премию «Прорыв». О режиссерских работах судить сложнее, их было много. Например, Омская драма мне много дала, и я очень сдружилась с Кемеровским театром, в котором поставила три спектакля. Абсолютно прекрасным опытом была работа в Ярославском театре им. Волкова с четырьмя великолепными, талантливыми актрисами в спектакле «Гардения». В Кургане ставила «Строптивую», и по «Чайке» Чехова был спектакль «Треплев. Проба». На самом деле, каждый город привносит большой опыт. Для меня важно создать такую атмосферу, чтобы актеры успели полюбить спектакль. Ведь режиссер поставит и уедет, а спектакль вырастает только со временем. Поэтому очень важно, чтобы ансамбль заботился о постановке.

— Я думаю, режиссер-постановщик спектакля «Зыковы» Денис Хуснияров посоветовал пригласить меня в театр. Со мной созвонились, я приехала, познакомилась с труппой. «Женитьбу Фигаро» предложил художественный руководитель театра Михаил Исакович Рабинович. Вначале я сомневалась, потому что это большая, сложная пьеса, но в итоге согласилась.

— Мы репетировали с конца августа в три приема, каждый из которых длился по две-три недели.

— Нет, я не боялась сравнений с другими спектаклями. Хотя это неизбежно, особенно, если ставишь классику.

— Читая пьесу, я понимала, что отдаться полностью Театру Дель Арте нельзя, потому что это уже не тот период. Конечно, какие-то театральные маски остаются, это нормально. А с другой стороны, ты чувствуешь невероятную актуальность некоторых тем. И для меня было забавным развить те роли, которые до конца не выводятся на свет, поэтому и пришел такой прием: когда в начале первого и второго актов у каждого персонажа есть возможность высказаться.

— Мы впервые работаем с Фемистоклом, хотя знакомы давно. Искали некий компромисс, потому что я не люблю бытовые пространства, мне нужны сценические метафоры. В итоге нашли актуализацию, влияющую на осмысление происходящего на сцене. Человек перемещается в какое-то неопределенное время, что освежает восприятие и мешает предрассудкам, часто возникающим в трактовке классического произведения.

— Вначале, когда мы разговаривали с композитором Ильей Амелиным, думали, что будем ставить Брехта. Но потом, когда выбор пал на «Фигаро», тема зонгов меня не покинула. Единственное, что мы решили облегчить их, используя джазово-блюзовую форму, где тоже встречается речитатив. Тексты песен возникали по-разному. Их писали и сами актеры, и мы вместе сочиняли. Я, как верная ученица Фильштинского, мастера этюдного метода, стараюсь так строить репетиционную работу, чтобы мы занимались сотворчеством. Я не просто приезжаю и говорю, кто откуда выходит — мы вместе сотрудничаем.

— Не знаю, можно ли это назвать танцами, но да, все ставила я, потому что из-за сложной ситуации с пандемией не было возможности позвать хореографа. Но для меня танцы, скорее, хобби. И, конечно, я очень люблю и джаз, и старый рок.

— Не нужно учить людей импровизировать, нужно их вдохновить на импровизацию, потому что это огромный труд и трата энергии. А человек, в принципе, очень ленив. Да, возможно, не все к этому привыкли. Это очень тяжело, но высший пилотаж, когда все получается. В какой-то момент актеры сами поняли, что это — лучший вариант. Мы сыграли всего три спектакля, и он «разыграется», думаю, только к десятому разу. Конечно, и зрители сильно влияют своим восприятием на то, как пойдет процесс.

— Это был не чистый этюдный метод, а то, что можно назвать творческими акциями. Это когда ты чуть-чуть выходишь за рамки бытового психологического театра и находишь другие измерения. Вот этим мы и занимались. И так актеры развивали свои образы.

— Труппа очень хорошая! По крайней мене, те актеры, с которыми я работала, — просто шикарные, очень активные, любознательные, готовые пойти на риск. Они, практически, сразу доверились мне, и это очень приятно!