Благородная дама башкирской сцены

Башкирский драмтеатр празднует вековой юбилей. В этом году столетие могла бы отметить и ровесница любимого театра, посвятившая ему практически всю творческую жизнь, народная артистка РБ Закия Арсланова.

До юбилея она не дожила всего-то шесть лет, оставаясь до последних дней жизнерадостной оптимисткой, нежно преданной театру, и утонченной, прекрасной женщиной.

«А реки-то нету!»

На сцене БГАТДа шел вечер, посвященный 100-летию со дня рождения Арслана Мубарякова. А в первом ряду, жадно впитывая каждое слово, сидела красивая пожилая дама — из тех времен, когда в театр ходили как в храм, долго собираясь и предвкушая праздник души. Платье из царственного бархата, воздушные кружева. «Наверняка заядлая театралка и не пропустила ни одного спектакля с участием юбиляра», — подумала я и получила в ответ: «Деточка, я несколько десятков лет играла с ним на одной сцене». Так произошло неожиданное знакомство с легендарной Закией Арслановой.

Она родилась солнечной морозной зимой в деревушке Старо-Кузеево. Маленькая девочка с детства обладала даром слышать неуловимые голоса природы: треск деревьев, жалующихся на жгучий мороз, стеклянный перезвон речных струй на перекатах, ласковые сказки ветра, принесенные с далеких полей. Этой естественной красоте Закия Арсланова никогда не изменяла — ни на сцене, ни в жизни.

Судьба с самого начала ее не баловала: в 29 лет нелепо погиб отец. Разыгрались на сабантуе батыры, разгорячились, и в пылу удалых состязаний один из них упал с размаху на отца Закии. Что-то случилось с почками — и не стало молодого веселого человека. Это была первая, но, к сожалению, не последняя из ее потерь.

Отчим Закию не обижал, но и не помогал особо, когда после семилетки она приехала в Уфу. Куда поступать, кем быть? Знакомый парень намекнул на геологоразведочный техникум, но романтическая перспектива ночевок в палатках и ужина при костре девушку как-то не привлекла. Она поступила в строительный техникум.

Проучилась год, промучилась с черчением и забрела однажды передохнуть от непослушных карандашей и теряющихся ластиков в театр. Там шел спектакль «Сакмар» Сагита Мифтахова. Как раз про деревенскую жизнь. Зашла — и оказалась в чудесном мире перевоплощений и высокого накала чувств. И пропала. Решила: «Поступлю только в театральный!». Поддержала ее в этом решении мама-домохозяйка, «научившая всему, что я умею», признавалась впоследствии Закия Шайдулловна. Мама читала Коран, знала арабский, была мудрой женщиной. А к чести приемной комиссии Уфимского театрально-художественного училища, педагоги разглядели в несостоявшейся студентке строительного техникума будущую звезду башкирской сцены. Юная абитуриентка пела, плясала, читала стихи и вдруг услышала: «А вот перейди реку!». «А тут же нету реки», — возразила Закия. Но интуиция не подвела, и, сообразив, что вот это и есть этюд, ловко перепрыгнула мнимую неширокую речушку.

Почему директора отвергла

На третьем курсе появился в группе новый студент — красивый кудрявый парень, к тому же еще и голосистый: окончил башкирское отделение Московской консерватории. Гата тоже сразу приметил отличницу, красавицу, активистку Закию и уже не сводил с нее глаз — и так 63 года.

— Во всех спектаклях он играл только героев, — рассказывала Закия Шайдулловна. — Был очень красивым и талантливым артистом. Но и я была хороша собой, к тому же отличница. И помогала ему по сценической речи. Пел-то он хорошо, а говорил неважно.

Еще бы ему героев не играть — Гата Арсланов пришел в училище после участия в 1938 году в боях у озера Хасан с японцами.

— В то время у меня был парень — директор одной из уфимских школ, — вспоминала Закия Шайдулловна. — Я девушка была дальновидная и задумалась над тем, как часто мне придется его оставлять, уезжая на гастроли. Решила: ну что это за семейная жизнь — вдалеке друг от друга, а Гата всегда со мной рядом будет. Ну и вышла за него замуж в 20 лет.

О них всегда говорили и писали как о примерной семье. Гата был внимательным и галантным, на праздники то туфли дарил, то отрез на платье — знал страсть супруги к модным вещам. А уж когда на гастроли без нее уезжал, без подарка не возвращался.

Любовь в жизни и на сцене

Жизнь — как длинная дорога: то, расшибаясь в прах, катишься под горку, то одолеваешь неприступную вершину, то счастье поманит ласковым блеском, то выронишь что-то дорогое из ослабевших рук. Каждая потеря болью разрывает сердце, и потом собираешь его по кусочкам — надо жить… Совсем молодым ушел один брат — убили, заболел второй — его не стало. Словно испытывая на прочность, судьба подкинула самое страшное, что могут испытать мать и отец: один за другим покинули этот мир оба сына. После смерти второго месяц провели на больничной койке.

Спасало ремесло: актерство дает возможность забываться и дарит счастливую и складную судьбу — на сцене. В Янаульском колхозно-совхозном театре, куда направили выпускников училища, играли только крепкие профессионалы. Как, впрочем, и в других районах республики. А во время войны супруги работали в эстрадных бригадах Башкирской филармонии. По пять-шесть лошадей запрягали в телеги — уж больно тяжел был реквизит, и в дорогу.

— Не было дома в селе, где никто не болел, — вспоминала Закия Шайдулловна. — Ели только зерно, но нас встречали везде как желаннных гостей — мерзлой капустой, самым дорогим, что было из еды.

Пережили все, потому что любили, верили, надеялись. Кончилась война, и талантливую актерскую пару определили в БГАТД.

— Годы, проведенные в театре, стали для меня годами счастья. Мы играли ведущие роли, и часто муж и жена в жизни были любящими супругами и на сцене. Так и закончили актерскую карьеру — ролями сеньора и сеньоры Капулетти в «Ромео и Джульетте», — рассказывала актриса.

Любимой ролью была Диана — героиня пьесы итальянского драматурга Эдуардо де Филиппо «Филумена Мартурано». В платье из струящейся ткани, с высокой прической, Закия Арсланова была чудо как хороша.

— С фотографией Дианы я не расстаюсь никогда, — говорила она. — Мне больше удавались образы благородных дам, нежели простых женщин.

Тем не менее репертуар Арслановой был на редкость разнообразен: роли в пьесах по произведениям Мажита Гафури, Анвера Бикчентаева, Бориса Лавренева, Льва Толстого, Александра Островского, Уильяма Шекспира.

И Михаил Царёв благословил…

С детства жила в душе Закии Арслановой неувядающая любовь к стихам. Она и в 90 лет читала их дома для себя — «чтобы голос не пропал». А когда-то дикторы башкирского телевидения и радио постигали чистоту и красоту родной речи на лекциях Закии Шайдулловны, преподававшей в институте сценическую речь. Ей было чему учить. Закия Арсланова стала дипломантом I Всероссийского конкурса артистов эстрады, пройдя три сложных тура. В 1960 году получала награду из рук знаменитого артиста Николая Смирнова-Сокольского, а в 1968-м на конкурсе артистов-чтецов, посвященном 100-летию со дня рождения Максима Горького, ее приветствовал сам Михаил Царев.

— Когда шла получать награду, — вспоминала Закия Шайдулловна, — весь зал встал. Никто не ожидал, что провинциальная актриса с таким чувством прочитает сложное произведение «Девушка и смерть».

— Художественное чтение — мой конек, но с возрастом дикция начинает подводить, — сокрушалась актриса. — Однако когда мне вручали премию имени Мажита Гафури и снимали передачу для ТВ, я не смогла отказать и прочитала один из любимых поэтических отрывков.

Супруги как раз и стали первыми лауреатами этой премии, учрежденной к 125-летию народного башкирского поэта. Любящая пара воплотила на сцене образы литературного классика и его супруги Зухры.

Игра не для слабонервных

Особое удовольствие доставляло исполнение классических ролей: естественность, редкое умение носить костюмы любой эпохи и сословия, абсолютное перевоплощение делали ее игру незабываемой.

— Когда в Уфу приезжал драматург Анатолий Сафронов, в пьесе которого «Старым казачьим способом» я участвовала, — рассказывала Закия Шайдулловна, — он отозвался о моей игре так: «В 14 театрах идет моя пьеса, но Закия играет лучше всех». Даже сейчас, когда иду гулять с внучкой, ко мне подходят, обнимают, благодарят. Для зрителей театр был праздником, а актеры — теми, кто этот праздник устраивал. Но он получается лишь тогда, когда актер любит свое дело и относится к нему не как к надоевшей работе. Выбранная мной профессия — особая, она забирает тебя всю без остатка, отнимая даже у собственных детей.

Самоотречение, умение воплотить на сцене замысел режиссера — эти качества артиста, считала Арсланова, помогали спектаклям жить долго. Постановка по пьесе Нажиба Асанбаева «Родник», например, восемь лет шла с аншлагом. В родной деревне драматурга спектакль играли с машины — два колхозных клуба не смогли договориться о том, кому выпадет честь принимать у себя столичных актеров.

— Мне было уже 70, а я летала и прыгала! — смеялась она. — Асанбаев сидел как на иголках — все боялся, что я с машины упаду. Наши декораторы забыли скамью, через которую я по сюжету должна прыгать, и поставили слишком высокую. Но я осмелилась и перелетела ее. Всегда была боевой. Слабонервных зрителей при этом можно было выносить и складывать рядком.

Оставаясь актрисой и прекрасной женщиной

Кстати, «Родник» так прочно обосновался в ее творческой судьбе, что Закия Арсланова решила поучаствовать в его инсценировке еще, но — как режиссер. «Ставила в Учалинском районе, — рассказывала она. — Но направляла актрису только как постановщик: ведь у каждого свое видение образа. Еще поставила в Нуримановском районе пьесу Мустая Карима «В ночь лунного затмения» и «Черноликих» Мажита Гафури с участием сорока актеров художественной самодеятельности. Шесть лет ездила по районам — принимала спектакли самодеятельных кружков как председатель жюри».

Закия Шайдулловна так и не ушла со сцены, где шел ее собственный спектакль, в котором главной героиней неизменно была она сама. Каждый день она словно готовилась к выходу на публику, оставаясь актрисой и настоящей женщиной:

— Я просыпаюсь рано утром и всегда делаю легкий макияж, раз в месяц обязательно посещаю мастера по маникюру.

Но и в театре ее не забывали. — Чтобы смогла увидеть очередную премьеру Башдрамы, за мной регулярно присылают машину. Мне приятно, что постановщики прислушиваются к моим советам, даже молодежь, которая училась в Москве. Но я не очень критикую, а если нахожу достоинства, то хвалю.

…Вспоминая, она словно не спеша листала книгу своей судьбы. Листала и все поднимала глаза, как бы советуясь, к портрету мужа. Это ее последняя горькая потеря, затерявшийся во тьме времен пышнокудрый сеньор Капулетти. Каждая страница книги — как застывшая навеки сценка из непридуманной пьесы, автор которой — жизнь.