Он любил своих неудачников

Семь городов после смерти великого Гомера спорили о том, в каком из них он родился. Выяснять, где появился на свет выдающийся писатель Сергей Донатович Довлатов, не нужно — он наш земляк, уфимец. К сожалению, только в последнее время ему стали уделять должное внимание на самом высоком уровне. Правда, истинным ценителям слова Довлатов был интересен всегда, интересен тем, какую картину мира он создал.

Собственно, об этом мы и разговариваем с сестрой Сергея Довлатова Ксенией Мечик-Бланк. Она живет в Америке, преподает американским студентам русский язык и литературу, занимается изучением творчества Достоевского и других русских писателей.

Но почему мы с ней разговариваем именно сегодня? Каков информационный повод? Увы, это, выражаясь языком юриспруденции, вновь открывшиеся обстоятельства. Какие — вы узнаете из интервью.

— Что рассказывал отец Сергея Донатовича о его рождении? Почему Нора Довлатова оказалась в Уфе?

— Прежде всего поясню, что у нас с Сережей общий отец, Донат Мечик, и разные матери, то есть мы являемся единокровными братом и сестрой. Сергей старше меня на 16 лет, но наши семьи всегда состояли в добрых отношениях — и в Ленинграде, и в Америке. Я с удовольствием расскажу о том, что знаю от отца.

Когда в июне 1941 года началась война, Нора Сергеевна была беременна. Отец тогда работал режиссером ленинградского драматического театра имени Пушкина (бывшего Императорского Александринского театра). Он обратился к Е. П. Корчагиной-Александровской, знаменитой и влиятельной актрисе этого театра, с просьбой о помощи. В те годы Корчагина-Александровская была народным депутатом Верховного Совета СССР, и ее ходатайство способствовало тому, что Нору Сергеевну удалось срочно эвакуировать из Ленинграда в Уфу, где Сережа и родился 3 сентября 1941 года.

В августе 1941 года отец с театром был эвакуирован в Новосибирск. Нора Сергеевна перебралась к нему в конце 1941 — начале 1942 года, когда Сереже было несколько месяцев. У меня хранятся семейные фотографии, сделанные в Новосибирске, на которых Сережа грудной младенец.

Жизнь была трудная. У Норы Сергеевны не было молока, пришлось нанимать кормилицу. Мать моего отца, Сережина бабушка, болела. Жили на продуктовые карточки, которые отец получал в театре, в тесноте, восемь человек в маленькой комнате. С ними жили сестра Норы Сергеевны — Мара, с сыном Борей, и другая ее сестра, Анеля, с мужем.

Актеры театра часто выезжали из Новосибирска на шефские выступления в воинские части и госпитали Сибирского военного округа. Отцу приходилось с ними много ездить. В одной из статей, опубликованных в Америке в русскоязычной прессе, он писал о 1942 годе: «Летом я уехал с труппой театра на гастроли по Нарыму. Вернувшись, узнал прямо на берегу, что Нору надолго уложили в больницу — брюшной тиф. Все заботы и ответственность за ребенка, которому еще не было года, я взял на себя. Естественно, что в таких условиях первое слово, которое произнес наш сын, было «папа».

Об этом периоде жизни Довлатов кратко упоминает в сборнике рассказов «Наши»: «Началась война. Мы оказались в Новосибирске. Боре исполнилось три года. Он ходил в детский сад. Я был грудным младенцем. Боря приносил мне куски рафинада. Он нес их за щекой. А дома вынимал и клал на блюдце. Я капризничал, сахар есть не хотел. Боря с тревогой говорил нашим родителям: «Ведь сахар тает...».

Отец с Норой и маленьким Сережей вернулись из Новосибирска в Ленинград в 1944 году, вместе с труппой театра имени Пушкина.

— Какое место занимает Уфа в жизни Сергея Донатовича?

— Сергея увезли из этого города, когда он был грудным младенцем. Основную часть жизни он прожил в Ленинграде, несколько лет в Таллине, последние годы в Нью-Йорке.

Насколько я знаю, Уфа в произведениях Довлатова упоминается один раз, в сборнике «Ремесло», в эпизоде, где рассказывается о том, как к Норе Сергеевне подошел человек, который, как Довлатов пишет, возможно, был Андреем Платоновым: «Это было в октябре 1941 года. Башкирия, Уфа, эвакуация, мне три недели». Не исключаю, что история про Платонова вымышлена. В своих произведениях Довлатов очень часто перемежает фактические события с художественным вымыслом. Тем более что дальше в тексте сказано: «Я поведал об этой встрече друзьям. Унылые люди сказали, что это мог быть и не Андрей Платонов. Мало ли загадочных типов шатается по бульварам?..» Почему Довлатов в этом эпизоде не изменил название города, в котором родился? Мне кажется, что более интересный и сложный вопрос — почему он менял факты? Полагаю, что, переплетая реальные события и художественный вымысел, он руководствовался своей авторской интуицией. Некоторые из этих переплетений реальности и вымысла я комментировала в послесловии к его армейским письмам к отцу, опубликованным в первом номере журнала «Звезда» за 2008 год.

— Как вы отнеслись к тому, что в Уфе была установлена памятная доска Сергею Донатовичу?

— Я отнеслась к этому с большой радостью и благодарна устроителям, но, к сожалению, информация на доске неверная: Довлатов не жил в Уфе с 1941 по 1944 год. Он там родился. Эта ошибка снижает достоверность этого памятника. Надеюсь, она будет исправлена.

— Что главное в творчестве Сергея Довлатова, на ваш взгляд?

— Безупречный слог, блестящий юмор и любовь автора к его персонажам.

— Как он относился к отцу, к матери, к вам, к друзьям?

— Мать, Нору Сергеевну, обожал. К отцу относился с любовью и заботой, у них были очень дружеские отношения. Сережа называл папу по имени: Донат, Донатик, Донателло. Но у Сережи был непростой характер, и бывали моменты, когда объектом его критики становились все — в первую очередь самые близкие люди. Отца он критиковал за то, в чем сам на него был похож. К примеру, оба любили вкусно поесть, но отец этого не стеснялся, а Сережа это качество в себе не любил. К моей маме всегда относился с теплотой. Когда я была ребенком, дарил мне интереснейшие подарки. Когда я выросла, он надо мной подшучивал, как над многими. Я обижалась, но все это нормально, потому что для меня Сережа близкий человек. Его ленинградских друзей я знаю мало, поскольку наша разница в возрасте в те годы казалась очень большой. Из нью-йоркских хорошо знаю Сашу Гениса, знала покойных Петю Вайля, Вагрича Бахчаняна, Гришу Поляка. Их отношения были близкими и дружескими, хотя бывали и размолвки. Опять-таки, это естественно.

— Как он относился к тем городам, где жил?

— Уфу, в которой родился, и Новосибирск, где жил в 1942 — 1944 годах, он не помнил. Ленинград, в котором прожил самую большую часть своей жизни, очень любил. Не столько его архитектурные красоты, сколько город вообще. В Нью-Йорке ему очень нравилось жить.

Что касается городов, помню такую историю. Осенью 1985 года отцу делали серьезную операцию. Мы с Сережей сидели ночью в нью-йоркской больнице. Было страшно, отцу было 76 лет. Сережа в ту ночь мне сказал: «Ты знаешь, у меня есть два предчувствия: одно, что с Донатом на сей раз все обойдется, и другое, что когда-нибудь я вернусь в Ленинград». Первое предчувствие оправдалось очень скоро — операция прошла удачно, и отец вскоре поправился. Второе тоже оправдалось — Довлатов вскоре вернулся в Ленинград, но не физически, а как автор своих книг.

— Почему именно люди из окружения Сергея Довлатова стали его героями?

— Я думаю, это связано с природой его творчества. Есть писатели, которые с легкостью придумывают своих героев и сюжет. Другие заимствуют материал из окружения. Довлатов относится ко вторым. У него очень яркий талант наблюдателя. Но наблюдение — только первый шаг. Дальше все это подвергается художественной обработке, включается игра воображения и вымысел, и люди, послужившие прототипами, превращаются в литературных героев, гротескных, нелепых, смешных.

— Откуда такой юмор и такая доброта в его произведениях? Почему все его герои неудачники и вместе с тем добрые люди?

— Вы абсолютно правы, они неудачники и вместе с тем добрые люди. Это, наверное, связано с тем, что в силу сложной судьбы Довлатов сам пережил много неудач, но был очень добрым человеком. Я бы сказала, что он унаследовал это качество от родителей, но по большому счету это от Бога, конечно.

— Почему он не смог вписаться в советскую систему?

— Думаю, это чисто стилистическое явление. В рассказах Довлатова ведь ничего сугубо антисоветского нет, но в Советском Союзе его упорно не печатали. Видимо, дело в том, что манера его письма не укладывалась в соцреалистический канон. Он не вписывался в эту систему.