К свободе слова приравняют штык?

Разве реально работать в газете и не отражать того, что происходит вокруг? А ведь происходит-то далеко не всегда «разлюли-малина». Как теперь на кусок хлеба заработать при таком раскладе штрафов? Например, клевета, соединенная с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, наказывается штрафом в размере до пяти миллионов рублей… Как их насобирать на смешные гонорары журналиста?! Ведь даже сухарей насушить шансов теперь нет! Да и не встречались в наших краях такие корреспонденты, которые самочинно способны подобные обвинения настрочить. Наверное, существуют в природе такие деятели, которые могут попытаться подставить и журналиста, и газету, но дураков в приличных изданиях не держат — тем более в таких количествах, чтобы каждый из них мог закрыть глаза на ту гадостную клевету, которая претендует на выход в свет с последующим транзитом в суд! У нас все гораздо проще, мы стараемся не стращать читателей ужасами, а предлагать побольше позитива. Однако возвращение закона о клевете может рикошетом вломить чуть ли не каждому любителю публичной словесности.

Доселе знакомые и близкие люди, становясь героями забавных, к примеру, баек (уж не говоря об участии в геройских репортажах или в критических выступлениях правды ради), делали это не только с желанием, но и понимали, что «выводя на чистую воду» мошенников и бездельников разного пошиба, газетчики выражают чаяния народных масс, в частности, своих читателей. А вот теперь-то нет уверенности, что закону о клевете не удастся смутить этот былой единый фронт. Один забоится — страх тридцать седьмого года, похоже, прочно поселился в наших генах. Другой соблазнится: задремавший призрак мародерства тоже не прочь в скользкой ситуации пробудиться: а вдруг за моральный ущерб что-то где-то удастся слупить? Ну и «постучать», в смысле наябедничать, из вредности желающие всегда найдутся. Люди разные бывают, и в разных ситуациях проявляют себя по-разному.

Жизнь наша сложностями не бедна. Зачем ее усугублять принятием весьма странных законов, которые явно придутся ко дворам — ясно к каким! За клевету кого призвать к ответу следует? Правильно — тех, кто способен влиять на формирование общественного мнения, не обязательно журналистов, но и людей любых профессий, способных трезво, ясно мыслить и хоть сколь-нибудь публично высказывать свое мнение. Кто от этого может пострадать? Кто угодно! Но законодатели сочли своим долгом отдельной статьей защитить от клеветы судей, присяжных заседателей, прокуроров, следователей, судебных приставов. Вот, оказывается, кто самая уязвимая часть нашего общества. Не старики — ветераны войны, не дети, от рождения к СПИДу приговоренные… Ох, ведь про диагнозы тоже теперь нельзя. К примеру, если бы зашифровали болезнь, от которой умер Рудольф Нуреев, как это бы сказалось на отношении к его таланту?

Во многих деревнях сейчас проблемы с водой, люди скважинами пытаются прогрызть землю, другие возят бидонами воду с родников. А к одному особняку размером с дворец культуры на глазах у грустных сельчан тянут водопровод. Простодушные рабочие чистосердечно поведали причину такой избранности: хозяин-то — из этих (называть не будем, однако намекнем: из тех, на чьей стороне закон о клевете). На рынке местном посудачили о хитросплетениях водоснабжения, да и угомонились: сколько ни говори — от пересудов вода не потечет. А уж теперь, как деревенские прознают про то, что за клевету наказать могут, и вовсе жить станут будто воды в рот набрали. К тому же в квалификациях они не сильны, и сплетня от правды-матки в их понимании не сильно отличается.

На этом фоне все призывы к борьбе с коррупцией выглядят весьма бледно. Информация во все времена была чуть ли не самым мощным оружием. А как ее прикажете собирать и подавать? Раньше говорили, что к штыку приравняли перо. Ощущение такое, что сейчас нагло отобрали и то, и другое. Взять, к примеру, молодого журналиста, который взялся помочь одинокой старушке решить какую-нибудь проблему, которую чиновник попросту «динамит»: пользы никакой — взять-то с бабульки нечего. Ну и кто победит в суде, если дело до него дойдет: журналист или чиновник? На чьей стороне вольно или невольно, хотя бы душой, будет судья, которого закон о клевете, как бы нечаянно, развел с корреспондентами по разные стороны баррикады? Кстати, статус оклеветанного может зависеть от профессиональной деятельности: трудно представить, что вам придется отвечать за ваши нецензурные высказывания в адрес дворника по поводу чистоты тротуара. А за нелестный отзыв о судье — запросто. И еще следует знать, чтобы ответить за клевету, совсем необязательно ее где-то публиковать, кулуарной аудитории вполне достаточно.

Немало смущает и то обстоятельство, что статья о клевете раньше присутствовала в Уголовном кодексе. В пылу демократии ее изъяли, теперь вернули — в порыве чего? Утешает лишь то, что не стали вводить лишение свободы. Но клеветник в качестве наказания все равно вынужден будет носить «печать» уголовно-осужденного.

Вадим Соловьев, зампред Комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству вспоминает:

— Когда в 2011 году статью о клевете изъяли из Уголовного кодекса, было большое облегчение, ведь по ней ежегодно осуждались по 400 журналистов из местных, региональных СМИ. Как только они пытались хоть как-то покритиковать работу местной власти или правоохранительных органов — их тут же привлекали за клевету.

Хорошо забытое старое нам явно семафорит: не критикуйте власти, и не будет никаких проблем. Вот только бы еще к закону о клевете приложили бы и власть, критики не вызывающей.