Мессир

— Мессир, ты, что ли?

Прозвище он заработал на армейских сборах за привычку появляться не в то время и не в том месте. В последний раз на моей памяти это произошло, когда Мессир (в миру Сашка) забрался в распахнутое окно начальника гарнизонных сборов в самый священный момент первой брачной ночи — подполковник голым сидел на кровати и считал подаренные на свадьбу деньги. Рядом было распахнуто точно такое же, где нашего героя ждала почти знакомая медсестра. Мессир как раз собирался познакомиться с ней поближе, но перепутал окна.

— Мессир, как я рад тебя видеть!

В прихожую вошла жена, охнула, побледнела и пошла на кухню варить картошку.

— Солнышко, ничего не надо, я все с собой принес! — воскликнул Саня и поднял над головой два здоровенных пакета, битком набитых продуктами.

Я заглянул в один из них.

— Ты чего две взял? Опять же побежишь. А у нас, в отличие от твоего Екатеринбурга, ночные магазины водку не продают.

Когда-то мы с Саней вместе начинали полиграфический бизнес. Потом он уехал в уральскую столицу и завертел там огромными деньжищами, а я так и остался в журналистах. Но при каждом приезде он обязательно заходил в гости, и мои дети узнавали вкус и названия незнакомой еды.

Беседа затянулась далеко заполночь. Когда последняя рюмка была осушена, Мессир взглянул на меня с выражением, не оставляющим никакого сомнения в его намерениях.

— Я никуда не пойду, — сказал я, сидя в трусах на собственной кухне.— Вон буран на улице разыгрался. Да и не взять сейчас ничего, точно тебе говорю.

— Пойдем хоть покурим. Воздуха свежего захотелось. Заодно подумаем, вдруг что-нибудь да получится.

Мы вышли в косматый буран, он — в своей куртке с красным подбоем и джинсах, я — в трусах и тапочках. Было очень холодно, но Мессир курил и размышлял вслух: «Таксисты? Слишком большой разброс. Киоски? Там только пиво. Ресторан? Где тут у вас ближайший ночной клуб?»

— Мессир, — взмолился я, стуча зубами и всем остальным, — как ты видишь меня в ночном клубе в трусах в цветочек? Ты представляешь лица фейс-контроля?

— Тогда нарисуй мне карту, как туда добраться. Вот тут, прямо на снегу…

Здесь я искренне заплакал.

— Ну, ладно, — сказал Мессир, отшвыривая окурок, — я только схожу по-маленькому. Холодно, знаешь ли…

И он скрылся в темноте. Сашки не было минут двадцать. Когда он появился в свете квартального фонаря в обществе двух милиционеров, я стоял, прислонившись к стылой водосточной трубе без всяких надежд на какое-либо возможное будущее.

— Слышь, — сказал Мессир, — они говорят, что я своим естественным желанием нарушил общественный порядок. Это в четыре-то часа ночи!

Говорить я уже не мог, поэтому Саня повернулся к патрулю и четко принялся рубить слова, как платину для своих коронок:

— Значит, так, пацаны, это мой друг. Он пока еще живет в этом доме. Еще минуту-другую и жить перестанет. Я у него в гостях. Документы мои у него в квартире. Но нам не нужны документы.

— Почему?— спросил лопоухий сержант.

— Потому что у меня есть деньги. Продайте нам бутылку водки за пятьсот рублей, и я спасаю этого жмурика.

— За тысячу, — сказал сержант.

— Тогда две бутылки, — отрубил Мессир.— Его, похоже, еще растирать придется.

— Давай деньги, мы сейчас принесем, — предложил тот, что постарше из милиционеров.

— Один остается здесь, — ухмыльнулся Саня, — а то знаю я вас.

Сержант ушел к машине, утопая сапогами по горлышко в снегу, и принес две бутылки довольно приличной водки.

— Конфискат, — сказал он, шмыгнув сопливым носом.

На следующий день я почему-то не заболел. В окно било солнце, в углу стояли четыре пустых бутылки, на столе — полный стопарик с огурчиком. А рядом записка: «Старик, извини, что не дождался, дел полно. Вечером позвоню. Кстати, нашел твой блокнот со стихами. Ты оставил у меня в свой прошлый приезд, помнишь, когда мы лазили к бомжам в канализационный коллектор. Рукописи не горят!»