Ослушаться ее — было исключением из правил: себе дороже выйдет. Она была рабой чистоты и порядка, посему не позволяла расслабляться ни на минуту ни себе, ни другим. Помню, как будила меня по утрам: «Вставай, вставай, вставай. Это надо делать, другое, третье». Я вертелась рядом с ней с раннего утра до позднего вечера. Сердобольная соседка, сама женщина строгих правил, иногда спрашивала меня: «Ты на улицу играть выходишь? Твои ровесницы целыми днями купаются, резвятся, а ты все хлопочешь и хлопочешь». Играть мне доводилось редко. Обязанности, расписанные до позднего вечера, выполнялись мною строго. Заканчивалось все мытьем сепаратора после вечерней дойки коровы. Единственное, что могла себе позволить — это чтение книг, и то потому, что бабушка была неграмотной и считала, что я сижу за учебниками. К учебе она относилась очень серьезно, серьезнее, чем к чистоте и порядку.
В детстве, наверное, я завидовала своим подругам, чьи родители обходились с ними менее строго. Но трагедии большой не делала, потому что подсознательно чувствовала: при всей требовательности и строгости бабушка безгранично меня любит. Но тогда еще не понимала, какие бесценные уроки жизни она мне дает. Расскажу только о некоторых из них.
Урок первый: не бери чужого.
Бабушка выращивала замечательные помидоры, они почему-то тогда росли не у всех. Кому-то она отдавала их просто так, а кому-то продавала. Взяла помидоры и продавщица Амина-апа, но от денег бабушка отказалась. А когда я пришла в магазин, Амина-апа сунула эти деньги мне и попросила отдать бабушке. А я, недолго думая, спрятала их между бревнами и дверным косяком с одной-единственной целью: куплю себе альбом для рисования. Но мой обман вскоре раскрылся. Ни бить, ни кричать бабушка не стала, взяла меня за руку и повела в магазин, где, наверное, было с десяток человек. Если бы была щель в полу, я бы с удовольствием провалилась туда. Но бабушка была неумолима: вину я признала при всем народе и извинилась перед Аминой-апой, только после этого мне было позволено уйти. Тогда я впервые поняла, как низко может опуститься голова человека, каким-то чудом удерживаясь при этом на шее.
Урок второй: каждый сверчок знай свой шесток.
Дом бабушки находился рядом с магазином — с самым оживленным местом в селе — и отличался особым гостеприимством. У нас находили приют приезжие учителя, продавцы, ездившие на работу из Янаула, гастролирующие артисты. По несколько раз в день мы готовили чай, специально топили для них баню. Холодильника тогда не было, сколько раз на дню я спускалась в ледяной погреб за молоком и сметаной, сколько раз открывала и закрывала его (почему-то бабушка запирала погреб на замок), счету не поддавалось. Но миссия моя на том и заканчивалась: принеси, подай, накрой, убери. Боже упаси, чтобы садиться за один стол с гостями и встревать во взрослые разговоры! Я не знаю, хорошо это или плохо, но мне лично очень не нравится, когда дети, придя в гости вместе с родителями, раньше взрослых занимают лучшие места, хватают лучший кусок и еще начинают судить о чем-то, как будто знают это лучше, чем взрослые.
Урок третий: ни минуты праздности.
Я не помню, чтобы в бабушкином доме кто-нибудь бездельничал, за исключением гостей, конечно. Иногда, когда бабушка хлопотала во дворе, увлекшись разговором, я могла присесть на диван. Но стоило услышать скрип дощатой двери чулана, как я соскакивала и шла заниматься каким-либо делом. У нас в доме было заведено так: младшие не имеют права прохлаждаться, когда старшие работают. И это правило было законом.
Урок четвертый: возлюби ближнего.
И во времена моего детства в деревне были одинокие, немощные люди. Я была совсем маленькой, бабушка брала меня с собой, когда шла их навещать. Позднее она стала отправлять меня к ним с гостинцами. А когда я подросла, носила им воду из родника, таскала дрова, мыла полы. И делала это не через силу, не потому, что так бабушка хочет — мне это нравилось, даже доставляло удовольствие.
Бабушки уже нет давно. Теперь я уже сама бабушка, но мне не хватает ее до сих пор. Не знаю, смогу ли дать такие же уроки своему внуку, которые он усвоил бы на всю свою жизнь.