Путешествие к себе

— Родился-то я в Башкирии, в селе Кандры. Папа — участник войны, демобилизовался в 1946 году, имея два ордена Красной Звезды и четыре боевые медали, что для рядового нетипично. Когда началась заварушка в Корее, его призвали повторно. Тогда мне было два года. Так что мои детство и юность прошли на Дальнем Востоке среди отрогов древнего хребта Сихотэ-Алинь. Край этот уникален благодаря слиянию суровой северной тайги с южными субтропиками. Где еще увидишь, чтобы угрюмые ели обвивали плети винограда с темно-синими гроздьями, а ствол корейского кедра оплетали лианы кыш-мыша или китайского лимонника? А на прогалинах, над ирисами, саранками, жень-шенем порхают огромные махаоны. Я частенько вспоминаю неповторимый вкус ягод лимонника. Как-то заплутал в тайге. Обессилел, еле бреду. Снег кругом, мороз. Вдруг вижу на лиане, обвившей березку, пять-шесть чудом сохранившихся алых ягодок лимонника. Съел и ожил.

На Сихотэ-Алине и животный мир особенный. Амурские тигры, леопарды, гималайские медведи, красные волки, непальские куницы. На моем промысловом участке два тигра обитали. По следам на снегу я видел, что один из них поначалу ходил за мной, а ночью даже крутился возле моей палатки.

При этом ни малейшего намека на агрессивность. Видимо, ходил из любопытства. Им ведь тоже интересно, как мы живем, а в этом случае — чем занимается в его владениях двуногая жердь? За четыре сезона работы штатным охотником я пришел к твердому убеждению: почти все случаи нападения зверей на человека спровоцированы нами же. И случаются они, как правило, при угрозе потомству или защите своей жизни.

Звери сами нас боятся. Знают, что человек и смерть — синонимы. Мы всех их так запугали, что как только появляемся в лесу — только треск стоит: все разбегаются.

Зимой в деревне моей мамы я частенько хожу в лес на лыжах. Лет восемь назад ходил в сладостном предвкушении, что вот сейчас из кустов заяц выскочит, из-под снега стая куропаток с оглушительным шумом взлетит или на поляне янтарная свеча вертикально в снег вонзится — лиса мышкует. Сейчас одни вороны летают. Лес мертвым стал. Все зверье перестреляли. Сам я в 1982 году дал обет не охотиться и сдал все ружья. А в 1993 году мы с супругой создали Фонд защиты диких животных.

Будучи председателем Башкирского отделения Русского географического общества, я несколько раз обращался к руководству республики с просьбой запретить хотя бы на три года весеннюю охоту на водоплавающих. Стрелять в период размножения, мягко говоря, неэтично. От этого запрета выиграли бы все, а больше всех сами охотники, ибо численность водоплавающих возросла бы в геометрической прогрессии. В ответ из раза в раз получал отказ — у нас, мол, десятки тысяч охотников. Правда, непонятно, почему четыре миллиона жителей республики должны идти у них на поводу. Как не поймут, что запрет самим же охотникам выгоден: осенью не придется за одной уткой вдесятером бегать.

— Я думаю, в нашей жизни все предопределено, и на каждого из нас создателем написана своя «программа».

— Я верю в то, что существует высший разум. В моем представлении Бог-создатель — это некий вселенский сервер, а наши грехи — вирусы, запускаемые «хакерами», именуемыми христианами сатаной, а мусульманами иблисом. Если в компьютерных сетях для защиты от вирусов создаются специальные программы, то человеку для защиты от грехов создателем дана совесть. К сожалению, это слово за последние 30 лет я от СМИ, наших главных воспитателей, ни разу не слышал. А ведь именно это качество в человеке наиглавнейшее.

Наша главная беда в том, что материальные потребности стали преобладать над духовными. Идет искусственное стимулирование людей на постоянное обновление гардероба, машин. На мой взгляд, наша страна будет иметь будущее, если в ней воцарятся культ нравственности и культ знаний.

Со всех трибун говорится о необходимости подъема экономики, но это невозможно без возрождения духовности. Хочется напомнить мудрую мысль Стефана Цвейга: «Ни одному источнику энергии не удалось еще создать такого света, который исходит порой от маленького томика, и никогда электрический ток не будет обладать такой силой, которой обладает электричество, заложенное в печатном слове».

Россия — самостоятельная цивилизация, и оглядки на Запад в попытке понравиться ему только тормозят наше развитие. Западу мы понравимся в одном случае — если сами себе выстрелим в голову.

— То, что я стал писателем — это самый неожиданный сюжет в моей жизни. Верно подмечено: поэтами рождаются, а писателей делает биография. Рука потянется к перу, когда есть чем поделиться, когда знаешь, что если ты об этом не напишешь, это бесследно исчезнет. У меня так и случилось. В юности два сезона провел в поле в геологической партии, потом работал кочегаром, грузчиком в порту, ходил на китобойце «Вольный». После окончания института нас с женой направили в «Башнефть». Меня приняли на работу старшим инженером по радиосвязи. Через полгода дали как молодым специалистам двухкомнатную квартиру — нашему первенцу к тому времени был уже год. Вроде, живи и радуйся, а внутренний голос мне изо дня в день бубнит: «Камиль, увольняйся, возвращайся на Дальний Восток».

В итоге я занял 600 рублей и улетел к друзьям-удэгейцам и устроился в госпромхоз штатным охотником. Все думали, Зиганшин с ума сошел: чего мужику еще не хватает? Работа интересная, кабинет прямо под курантами на Советской площади. Я в обед поднимался на крышу и загорал там.

Дневников я никогда не вел, а тут вдруг при свете свечки, уставший от обхода путика (тропа в лесу — авт.), огрызком карандаша записывал, что интересного за день видел. Поначалу мне с охотой не везло. Промысловый сезон четыре месяца, а у меня 20 дней ничего нет, 30 — нет, 35 — нет. Тем не менее рук не опускаю, хожу, ищу новые собольи тропки — надо ведь заработать хотя бы 600 рублей, чтобы долг отдать. Зато 45-й день оказался одним из самых счастливых дней в моей жизни — сразу четыре соболя снял. Именно тогда я понял одну простую истину: «Удача просто так не приходит. Она — награда за труд».

За четыре сезона столько записей накопилось, что через несколько лет созрел: написал повесть «Щедрый Буге» — так назывался ключ, на берегу которого палатка стояла. Писательство оказалось заразным делом. После этого родились повести про куницу, рысь, росомаху, затем романы о старообрядцах.

— Тут все объяснимо: когда человек живет на природе, в нем обостряются все органы чувств. Через какое-то время начинаешь, как зверь, чуять запах дыма за километр, уверенно ориентироваться в пространстве, «видеть» по следам.

— В школе нас учили, что у них все подчинено рефлексам. Ничего подобного! Поступки животных доказывают, что они мыслят. Может, упрощеннее, примитивнее, но мыслят! Хотите пример? Лет пять назад по деревенской улице возвращалось с пастбища стадо. К запертой калитке соседки подбежала овечка с ягнятами. Блеет, блеет, а старушка глуховатая, не слышит. Пока я собирался подойти, корова рогами как даст по калитке, веревка слетела, и овечки забежали во двор. Так что животные гораздо умнее, чем мы думаем. По крайней мере, они не разрушают среду обитания, а мы постоянно занимаемся этим. Жизнь иных сообществ организована столь гармонично и целесообразно, что впору нам поучиться.

— Действительно, я еще в восьмом классе решил поступать на геологический факультет, но родители убедили сдать документы на факультет радиоэлектроники. И я благодарен им за это. Стань я геологом, у меня бы не было такой замечательной, дружной семьи. Ведь геолог шесть месяцев в году в поле — какая уж тут семья. Учился, правда, своеобразно: то и дело ездил к удэгейцам.

Необычайно интересный народ! Я еще застал наивных, простодушных стариков, придерживавшихся традиций и обычаев родового общества, знавших Арсеньева! Представьте, в те годы даже мои одногодки охотились на кабана с копьем.

Из-за этих отлучек меня и отчислили с пятого курса. Явился на учебу во Владивосток не первого сентября, а четвертого ноября. И, может быть, и в этот раз пронесло бы, но, когда зашел в вагон фуникулера, увидел на первом сидении замдекана. «Ты откуда?» — «Да на три дня в горы ходил». Он, конечно, не поверил: я весь в лохмотьях, из обгоревших кед голые пальцы торчат, а за спиной — целая этнографическая коллекция из удэгейского стойбища: луки, стрелы, люльки.

Предпринятая одногруппниками попытка восстановить меня не удалась, и, чтобы не терять время впустую — не мог же я явиться к своей невесте Танюше в Горький с пустыми руками, — устроился кочегаром на семь ставок. В те времена можно было работать только на полторы ставки, поэтому пришлось оформить еще и всех друзей.

Отапливал три старых дома на берегу бухты Золотой Рог, а рядом — суперсовременный кинотеатр «Океан», рестораны. Мимо них и бегал: бункеровал уголь, бросал его в топки. В зеркало глянешь — натуральный негр: на лице лишь белки глаз и зубы сияют. Прохожие от меня в ужасе шарахались.
А диплом радиоинженера защитил уже в Горьком…

— Мой промысловый участок площадью 100 тысяч гектаров граничил с участком старого, сухонького, но еще довольно крепкого удэгейца Одо Аки. Как-то он зашел ко мне переночевать. Я ему первым делом полную кружку горячего чая налил. Он из берестяного чехольчика достал бумажку и, окунув ее в чай несколько раз, разложил на пеньке сушиться. Я спрашиваю: «Что это у вас за бумажка?» — «О, это хороший медикамент! Старый стал. Надо новый у доктора просить». Я пригляделся. Это был обычный рецептурный бланк.

После завершения промыслового сезона я к нему в стойбище часто заходил. Слушал и записывал его рассказы о прежней жизни. Тогда и узнал, что он потомственный шаман. Я несколько раз просил его продать мне бубен, но он отказывался: «В бубне дух моих предков. Его дед моему отцу передал, а тот — мне.

Нельзя». Через два года его дочь позвала меня. Когда я зашел, он достал из-за шкафа берестяной чехол с бубном и протянул мне: «Камиль, сына у меня нет, ты хороший парень, дарю тебе. Береги, он всегда поможет». Не знаю, помогает ли, но мне грех обижаться на свою судьбу. Особенно благодарен ей за бесценный дар — жену Татьяну. Поверьте, за спиной каждого успешного мужчины стоит умная женщина. Мне повезло вдвойне. Моя Танюша не только умная, но и красивая.

А Одо Аки через неделю ушел к «верхним людям»: колол дрова и замертво упал на поленницу.

— Когда я еще холостяковал, увлекся одной девушкой. Она мне как-то говорит: «Камиль, у меня завтра день рождения, приходи, брат с Высоцким обещали быть». Я не поверил.

Собралось нас человек восемь. Сидим, поздравляем. Звонок: заходит брат и… Владимир Высоцкий! Он оказался простым, приятным в общении. Ни малейшего намека на звездную болезнь. Были они с нами где-то минут пятнадцать. Поздравили и откланялись. Я потом у нее спрашиваю: «Как это тебе удалось? Высоцкого на концерты заманивают, деньги платят, а он к тебе вот так запросто?»

Как оказалось, ее брат, вернувшись с путины, с друзьями отправился в Москву покутить. И в одном из ресторанов они так скорешились с Высоцким, что он поехал провожать их в Домодедово. Зашел с ними в самолет, кто ему что скажет — все счастливы, и через восемь часов оказался во Владике. Об этом случае нигде не писали. Один раз только в журнале «Болгария» лет тридцать назад прочитал: « Высоцкий при необычных обстоятельствах оказался во Владивостоке». Вот так мне посчастливилось «прикоснуться» к легендарной личности.