Отзвуки вальса

Окончание. Начало в № 3 (10.01.2019).

На войне без войны

«Январь 1916 года. Крещенские дни стояли солнечные с легким морозцем. Солдатики устроили настоящий праздник на большой поляне возле леса. Зрелище удивило нас разнообразием представленных номеров. Солдаты, наряженные зверями, цыганами, арапами, водили хороводы, представляли спектакли, остроумные, смешные пьески, танцевали, пели, играли на гармошке и балалайках, показывали фокусы. Царило беззаботное веселье. Артистам поднесли по рюмке водки. Шум и гам не прерывался даже при раскатах вражеской артиллерийской пальбы, которая здесь была значительно слышней, чем в штабе. Да разве смутишь такой «музыкой» дух русского человека?!

Написал Верочке письмо. С учетом цензуры. Написать все, как есть, невозможно. Даже намек на какие-либо сомнения тщательно вымарывается. Война калечит человека. И духовно, и физически. Любая война. Командование делает вид, что все идет по плану, но планы меняются каждый день, и сказать, что станет завтра с конкретной ротой или полком, весьма сложно. Возникают крамольные мысли: а что будет с Россией?

Офицеры все чаще прибегают к традиционному успокоительному — водке. На час-два наступает веселое спокойствие, уверенность в правильности развивающихся событий, но протрезвление все возвращает на круги своя».

«Июль 1916 года. Наблюдал ужасную сцену. Солдат задумался и не отдал честь своему командиру, за что получил 25 ударов розгами. Роту построили, несчастного положили на телегу и... Солдатик совсем молодой, недавно прибывший на пополнение горько плакал в полной тишине. Россия, что с тобой?! Ведь этот мальчик назначен твоим защитником! Какое зверство! Какая подлость по отношению к своему народу!»

«Август 1916 года. К М. приезжала невеста с матерью. Долго обсуждали приданое, двухэтажный дом в Киеве, недавно приобретенную коляску и лошадей. К. хвастался сапогами, сшитыми на заказ. Пили Шустовский коньяк (подарок матери М.) и ели жареную на прогорклом сале картошку.

...Странно, как я раньше не замечал, что у простого мужика есть чему поучиться... Вроде неграмотный человек, деревенский, а сколько в нем здорового, светлого разума, который открывает глубину солдатской души и заставляет думать, что этот рядовой Ванька, взятый от сохи, гораздо умнее многих интеллигентных...»

Футбол и волки

«Конец 1916 — январь-февраль 1917 года. Плещеева загрызли волки?! Пашку Плещеева!!! Третьего дня мы с ним играли в шахматы и согревались чаем с медом... А сегодня ходили на опознание трупа и узнали Плещеева только по перстню, который у него не снимался с пальца; от лица ничего не осталось, полностью съедены мягкие части тела. Ужас!!! Такое впечатление, что кризис не только в человеческом сознании, но и во всей природе. Восточнее Ковно (ныне литовский город Каунас — Г. Ф.) расплодилось огромное количество волков. Голодные стаи бродят в поисках пропитания, не боятся нападать на группы солдат. Рассказывали, что на отдельных участках фронта с немцами было заключено временное перемирие. Охотники и меткие стрелки истребляют сотни серых хищников. Когда опасность со стороны волков удалось свести к минимуму, война возобновилась. Зачем? Кому это нужно? Над этими вопросами задумываются не только в окопах, но и в штабах.
Еще одна потеря... Погиб Рябцев. После ранения он не до конца поправился, а в холодном окопе простыл; утром его обнаружили замерзшим с сухарем в руках. Какие бессмысленные жертвы! Человеческие жизни не стоят и гроша!»

«Памятуя о неофициальном перемирии в канун Рождества 24 декабря 1914 года между британскими и немецкими солдатами, об обмене подарками и даже игре в футбол, наши тоже предложили устроить встречу и перемирие, хотя бы на два дня. Командование воспротивилось, и был даже приказ: в Рождество усилить артиллерийский обстрел, чтобы не допустить затишья в боевых действиях. Войска также направлялись на разные участки фронта, предотвратить их слишком близкое знакомство со своими врагами. Однако случаи преднамеренного «смягчения» военных действий происходили. Например, артиллерия обстреливала конкретные точки в конкретное время, дабы избежать потерь с обеих сторон. А футбольный матч организовал М. — большой любитель физической культуры во всех ее проявлениях. Солдатики наши встрепенулись, приободрились и в течение часа гоняли по полю сделанный из старой шинели мяч. Зрители криками до хрипоты поддерживали футболистов. Победители получили по рюмке водки, но проигравшие были не в обиде и еще долго обсуждали перипетии игры».

Время перемен

«Март-апрель 1917 года. Нам с Б. дали отпуск. Поехали в Петроград. Я — навестить Митю (племянник — Г. Ф.), Б. — к семье. Митя похвастался знакомством с «удивительным человеком, поэтом и героем», награжденным двумя Георгиевскими крестами. Как же я был обрадован, узнав в «поэте и герое» прапорщика Николая Гумилева. Мы пожали друг другу руки и весь вечер просидели в маленьком ресторанчике, вспоминая события весны прошлого года.

На войне, даже короткие встречи, более значимы, чем в мирное время, тем более, если это личности — неординарные. Серо-голубые глаза Гумилева всегда блестели каким-то детским восторгом. Ему под пулями было весело. Помню, как неспешно раскурив папиросу, он всматривался в весеннее небо, тогда как со стороны немецких окопов истерично захлебывался пулемет.

Тощая, словно селедка, с обнаженными плечами, певица, кокетливо поправила прическу и присела за соседний столик к двум молодым офицерам. Гумилев привстал и поклонился ей. Потом опрокинул рюмку коньяка и закурил. Оркестр заиграл вальс «Ожидание». Странное волнение рождает в моей душе эта музыка! Что нас ждет?!

«А, простите, чем сейчас занимаетесь?» — обратился я к Николаю. «Работаю корреспондентом в «Русской воле», но предчувствие говорит мне о том, что приключения еще впереди». Гумилев слегка повел головой в сторону певицы: «У нее два сына на войне погибли и младший брат». В его зрачках вспыхнули огоньки бешенства, он сжал рюмку своими холеными, тонкими пальцами.

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

В голосе поэта звучали ожесточение и боль. Мне хотелось расспросить его о личной жизни, о планах, но я и сам не знал, каким будет наше завтра».

«Мирный кролик»

Март 1918 года в Уфе был холодным и ветреным, такова же была и политическая обстановка в России. Александр Андреевич демобилизовался и чувствовал себя свободным и помолодевшим. Ему исполнилось сорок лет, и кризис его возраста совпал с кризисом в стране. Разлад в семье все больше обострялся. Четверых детей нужно кормить, одевать, воспитывать, несмотря на катаклизмы в мире и сложности в семейной жизни. Проблема с дровами, покосившееся крыльцо, недостаток денег и продуктов раздражали Александра Андреевича, и он все чаще искал душевного (и не только!) участия на стороне.

Брестский мир был подписан 3 марта, а 14 марта 4-й Всероссийский съезд Советов ратифицировал Брестский мирный договор. Папиной любимице Ниночке было тогда одиннадцать лет, и она хорошо запомнила вкусный, сытный обед из кролика с грибами, тушенными в сметане с жареной картошкой, который был связан с окончанием войны. «Вот, детки, — говорил Александр Андреевич, — скоро начнется совсем другая — мирная жизнь. У меня будет постоянная работа, мы купим березовые дрова, станем чаще топить печку...»

Действительно, мой будущий дед нашел хорошую работу, дома стало тепло. Однако голод еще долго заставлял детей вспоминать «мирного кролика».

«Мелькающее отраженье»

К чему эти воспоминания?! Рождественское настроение рождает ностальгию. Любопытно прослеживать за событиями давно минувших дней, перелистывая странички дневников, писем, альбомов. Мне легко говорить о своих дедушках и бабушках, хотя они покинули наш мир задолго до моего рождения... Столько интересного, порой трагического или забавного слышала я от своих родственников! А вот история с вальсом «Ожидание» имела продолжение.

В конце 50-х — начале 60-х годов, когда мы жили на улице Кирова, отец водил меня в парк имени Луначарского (ныне — имени Сергея Аксакова). Там в духовом оркестре играл дядя Гриша — муж маминой крестной. Я помню свое состояние, когда первые звуки оркестра зазвучали в этом старинном парке. Мне было 3 — 4 года. Совсем не помню лиц, но музыка... У меня перехватило дыхание! Казалось, все вокруг меня звучало, пело, кружилось, подхватывая вихрем страстей! Меня усадили на маленькую складную скамеечку возле клумбы с душистым табаком, и я, совершенно оглушенная мелодиями, где-то, когда-то услышанными, теперь узнала их и приняла эти живые звуки в свое сердце навсегда. Самые сильные эмоции вызывал у меня вальс Герольда Китлера «Ожидание». Какие мысли появлялись у меня в голове, не помню, но ощущение невесомости и какого-то недетского томления духа опьянили меня.

Уже давно ушли из жизни дядя Гриша и тетя Нина. Сколько воды утекло... Много исторических событий выпало и на мою долю. Что-то осталось в памяти, что-то хранится в записках, случайных блокнотах.

Мой дед частенько декламировал стихи Николая Гумилева:

И вот вся жизнь! Круженье, пенье,
Моря, пустыни, города,
Мелькающее отраженье
Потерянного навсегда.

Но... Я отвинчиваю пробку бабушкиных духов и воспоминания, как по волшебству, вновь оживают во мне.