Вырос город в диком поле

И все же: что находилось на месте Черниковки до нынешнего ее статуса и состояния?

С февраля 1952 по июль 1956 года — вполне себе самостоятельный город.

С декабря 1944 по 1952 год — город республиканского подчинения, своим названием, кстати, обязанный тогдашнему зампредсовнаркома Георгию Маленкову, отвечавшему, в частности, за вопросы авиастроения. Причем «наречение» состоялось при довольно интересных обстоятельствах.

В 1944 году в Уфу звонит Маленков и не терпящим возражения тоном сообщает: «Там, где в Уфе расположен моторостроительный завод и другие важные объекты оборонки, будем со­здавать самостоятельный город. Скажи, как вы намерены его назвать? Подумайте до завтра». На другой день звонит снова:

— Ну, что надумали?

— Новый город, Георгий Максимилианович, предлагаем назвать именем Сталина, ведь это у нас Сталинский район все-таки, — отвечает первый секретарь обкома Игнатьев.

— Вы что, шутите? Великое имя Сталина вашему, в сущности, деревенскому пригороду? Не слишком ли много на себя берете? Давайте другое название. Как, например, та местность в народе называется?

— Черниковка.

— Что такое Черниковка?

— Помещик был Черников.

— А он жив?

— Нет, давно умер, товарищ Маленков. Но ведь не назовешь город в честь помещика?

— Так умер же. Чего бояться? Так что смело называй.

Об этом вспоминает в своих мемуарах один из послевоенных руководителей республики Зекерия Акназаров.

И то сказать: Сталинград есть, Сталино (Донецк) имеется, Сталинобад (Душанбе) — тоже, Сталинском теперешний Новокузнецк назывался… Шесть городов только в Союзе, не считая десятка «однофамильцев» за рубежом. Куда нам столько?

А до городской своей «эпопеи» Черниковка была и Сталинским, как уже говорилось, районом в составе Уфы (1936 — 1944 годы), и поселковым советом (с началом строительства завода комбайновых моторов; 1931 год), а также входила в состав Богородской волости Уфимского уезда (с 1861 по 1922 год), когда само Богородское (теперь — Инорс) считалось волостным центром с землями аж по самый сегодняшний Горсовет.

Между прочим, у нашего еще одного несостоявшегося Сталинска (только Москву пытались переименовать четыре раза в Сталинодар и просто в Сталин) за 12 лет поднакопился, как это и полагается серьезному городу на вырост, целый «иконостас» именитых улиц — от вождя всех народов Иосифа Виссарионовича до того же авиакуратора Маленкова (плюс улицы Маркса, Ленина, Молотова и даже Хрущева…). Но в Уфе-то такие улицы тоже имелись, так что второй комплект в «приданом» оказался ни к чему. Поэтому, к примеру, сегодня мы знаем бывшую улицу Сталина как центральную, стержневую улицу Первомайскую.

(Эх, не могу отказать себе в удовольствии сообщить, что с юга столицы нас и поныне встречала бы улица Берии, только после расстрела последнего в 1953 году переименованная в Школьную!)

Но вернемся на север, в Черниковку. Можно сказать, что с Маленковым ей повезло в третий раз. Первый и второй тоже связаны со случайностями. Второй — это когда в начале тридцатых северную промзону привязывали к конкретной местности. Выбрали как раз «серединную» Черниковку, находившуюся «в 11 верстах от Уфы». (Богородское, например, находилось в 20 верстах). А первый — в далеком 1892 году, когда в эти края пришла железная дорога Уфа — Златоуст, и в честь деревеньки Черниковка была названа станция. Именно близость к «железке» и послужила поводом для развития этой части Приуфимья. Причем больше похожая на хутор хилая Черниковка благодаря промпроекту лихо поглотила не менее полутора десятков окрестных деревень, среди которых Тужиловка, Непейцево, Богородское, Дежневка, Старо- и Ново-Александровка, Лопатино, Аничково, Курочкино, Шугурово, Каловка, Бонье и другие. (Каловские были польскими дворянами, Бонье — французами). Не деревни — одни названия остались.

Так вот в Черниковке по справочнику 1877 года насчитывалась всего дюжина дворов и 56 душ обоего полу, тогда как в Богородском — минимум в семь раз больше. А уже при жизни одного поколения, всего через полста лет, возле Черниковки появилась крупная ЦЭС, затем лесопильный, дубильно-экстрактный заводы, спичечная, бумажная, фанерная фабрики, дальше начал строиться моторный завод, затем нефтепереработка, химпром, заводы электроламповый и стекловолокна, мясокомбинат и прочие промобъекты.

Говорят, история хоть и не терпит сослагательного наклонения, но все же Черниковка здесь явно имеет конкурентов, достойнейшим из которых как раз является село Богородское. И вот почему.

Известно, что название населенным пунктам в большинстве случаев давалось по фамилии владельцев. До сих пор на карте Приуфимья «увековечены» помещики Иглин, Зубов, Волков, Таптыков, Осоргин и т.д. В нашем «северном» случае исключение одно — селенье Богородское.

По данным кратких исторических хроник писателя и ученого Сергея Синенко, в 1604 году в 18 верстах северо-восточнее Уфы образовалась Новая слобода, ставшая своеобразным форпостом молодого города. Успели войска занять переправу на реке Уфе возле Новой слободы, считай, отбились от восточных кочевников, нет — сожгли вороги слободу, известную к тому же своими богатыми ярмарками. Именно здесь часто и в первую очередь решалось, «кто на районе главный». Золото, меды дикие да пушнина-рухлядь Русскому государству были не менее нужны, чем калмыкам с ногайцами.

Чуть позже слободу стали звать по имени ее основателя крещеного башкира Ивана Кадомца — Кадомцевой деревней (революционеры Кадомцевы из того же роду), а еще позже — в честь чудесно обретенной здесь иконы Божьей Матери — Богородским селом. Богоматерь просили о защите от разорений, устраивали в честь нее крестные ходы. Вроде помогает.

Так что 1604 год — самое раннее конкретное упоминание даты основания поселения на территории нынешней Черниковки.

Можно, конечно, копнуть и глубже. «С 1591 — 1592 годов в северной части современной Уфы в отводной книге упоминается «подгородная татарская слобода» на р. Урюзя. По имени основателя Шугур-Али Конкузова слободу стали называть Шугуровой деревней, а речку Шугуровкой» — читаем у Синенко. Деревня та давно поглощена городом, а речка превращена, прости Господи, в Каловку. Да, чего нет, того уж нет. Не переименовывать же Черниковку в Непейцевку. Или в Боньеровку. А то бы можно прибавить нынешней Черниковке еще как минимум десяток лет.

И то сказать: по логике первых защитников и строителей Уфимской крепости надо было чем-то кормить, а провианту из Москвы не навозишься. Ну день не поешь, ну два, но не год же. Вот и раздавали землю в награду отличившимся служилым людям. А те завозили своих крепостных крестьян. Так и начиналось освоение «дикого поля» под Уфой.

Помню я то дикое поле. Не тогдашнее, конечно, кочевничье, но и в 50-х годах прошлого века еще диковатое.

Сам-то я был запроектирован Господом Богом через десять лет после войны с помощью моих родителей, встретившихся в 1955 году на «моторном», в системе которого оба работали, — он токарем, она воспитательницей в детском саду. Через положенное время родился я. Жили тогда в богатом клопами шпалерном бараке, стоявшем под высоченными (а какими еще?) тополями в районе нынешних улиц Мира и Космонавтов. И это еще ничего. Отцов старший брат долгое время ютился в землянке, вырытой им в районе нынешнего художественного комбината «Агидель», и нормальное жилье смог получить уже после нас. А мои родители были удостоены отдельной (ура!) однокомнатной хрущевки на Первомайской (остановка «Ул. Свободы») только после рождения моей младшей сестры, когда я был еще глубоким дошкольником.

Вместе с Черниковкой развивались и мы, ощущая процесс роста буквально всем организмом — на вкус, на запах и на ощупь. Ветер с севера — химзавод что-то сбросил, с юга — тухлятинкой с мясокомбината потянуло. Гудрон — жевали, зеленоватыми шариками со стекловолокна — играли, после забегов по обернутым в стекловату трубам — чесались, как шелудивые собачата.

Где только не были — и на болотах дафний ловили для своих аквариумных гуппешек, и у спичфабрики для коллекции этикетки выпрашивали — в общем, облазили всю Черниковку, пока родители на работе, разве что до Инорса не добирались да до пугающего Пятого лагеря, где, по слухам, в войну сидели «на химии» известные певцы Михаил Козин и Нина Русланова. Он — за нетрадиционную ориентацию, она — за излишнюю разговорчивость. А вообще, Ново-Александровка (Пятый лагерь) была своеобразным, даже вполне самостоятельным городком. Как Черниковск при Уфе: свои школа, больница, кинотеатр, баня, парк отдыха, стадион и даже две танцплощадки.

...И все равно свое болото лучше. Окна наши выходили на юг. Напротив, по четной стороне Первомайской, ни одного дома еще не было. Лишь чистое поле, на котором копошились новоявленные горожане, как истинные вчерашние крестьяне, сажавшие картошку на пропитание. Дальше, примерно в километре, на станции Черниковка бегали, дымя, маленькие паровозики. На востоке, в направлении будущего ДК Моторостроителей, тоже было почти пусто, вплоть до Кургоры, как все ее называли. Туда мы, пацанята, однажды пошли за маслятами и нарвались на местную лопатинскую шпану, в результате чего лишились не только грибов, но и классных перочинных ножичков. Хотя нет, строения в тех краях были… Севернее, вдоль улицы Кольцевой тянулся двухэтажный «поселок дураков», располагался также дощатый кинотеатр «Звездочка», где на контроле билетов работала наша соседка тетя Валя. Она заранее предупреждала о новой картине, более-менее подходящей для нашего возраста, благодаря чему я, помню, фильм «Белый клык» смотрел столько раз, что он мне начал сниться целыми эпизодами. Другим ближайшим культурным заведением был кинотеатр «Победа», построенный пленными немцами в 1948 году и долгое время, еще до моего осознанного детства, простоявший на Первомайской в помпезном одиночестве. Все вокруг тоже было занято огородами, что отчетливо видно на некоторых снимках той поры. На Первомайской же, ближе к улице Маяковского, был третий кинотеатр — повторного фильма. Небольшой зальчик с крутым уклоном полов был известен дешевыми 10-копеечными билетами и тем, что на последних сеансах негласно разрешалось грызть семечки, бросая шелуху прямо себе под ноги.

Вечерами ходили просто «прогуляться» от улицы Свободы до «Оржаника» (ДК имени Орджоникидзе) и обратно. Это было как бы маленькое путешествие в другой город: иной архитектуры здания, первый в городе фонтан и первые лифты в первых высотках. Даже мороженое казалось другим: в толстостенных деревянных, дымящихся холодом термоящиках.

О восьмиэтажках ходили легенды, что на самом деле это не дома, а замаскированные ракетные шахты, о кинотеатре «Победа» — что на его крыше немцами выложена свастика и что диверсию видно только с воздуха (видимо, слухи были связаны с обрушением части свода зрительного зала прямо во время сеанса).

А на Кургоре, говорят, немцев хоронили. А «Машинка» вот уже полста лет остается «Машинкой», игнорируя тот факт, что ни одной «машинки» завод за всю историю ни разу не выпустил, одни моторы к ним. А «Восьмиэтажка» скорее так и останется «Восьмиэтажкой», несмотря на то, что их две.

Среди легенд, кстати, и быль затесалась. Когда вышло постановление о борьбе с архитектурными излишествами, одна из двух высоток была сложена только до пятого этажа. А достраивать предписывалось только те здания, где уже было сложено шесть и больше. И тогда главный архитектор Черниковки Маргарита Куприянова созвала срочное совещание: «Успеем за одну ночь этаж поднять?». Успели. А то б действительно в единственном числе стояла.

Вот такой упрямый народ туда съехался и общей жизнью спаялся.