На приём — к вахтёру

По воле случая оказался в числе ожидающих в крохотном вестибюле пенсионного фонда по ул. Гафури в Уфе.

Напротив, в «стекляшке» вахтера, пожилая женщина в классическом наряде учительницы начальных классов выполняет свои нехитрые обязанности: отвечает негромко на телефонные звонки, делает записи в служебном журнале, встречает посетителей, которые в большинстве своем опираются на трость и тяжело шаркают ногами. Так, надо полагать, работают все пенсионные фонды России: размеренно, нешумно ведут прием соотечественников, которых достали «непонятки» в начислении пенсии, их индексации или неиндексации.

Тут пора внести поправку: теперь эти фонды называются социальными, но наш народ, тем более пенсионеры, не любят всякие переименования. Им роднее старое, знакомое.

После 10 — 15 минут ожидания замечаю: бабушки и дедушки, направляясь к выходу после визитов в нужные кабинеты, обязательно останавливаются перед окошком «стекляшки» и начинают долго благодарить вахтершу, кланяясь в пояс.

Будто у нее побывали на приеме, будто именно она решила беспокоивший их вопрос. Хотя как сказать — ведь первый прием для человека с улицы происходит действительно здесь, в вестибюле. Вахтер в образе учительницы начальных классов создает нужное пожилым людям настроение. Приветливость, вежливость и компетентные ответы — именно за этим идут в фонды тысячи граждан, отработавших свое на производстве или в офисах.

Из журналистского интереса знакомлюсь с человеком, которого с утра до вечера посетители этого учреждения осыпают благодарностями. Юлия Александровна Андреева тоже пенсионерка. Биография самая что ни на есть обычная: родилась в 1957 году в чувашской деревне Чуюнчи-Николаевка Давлекановского района. Чуюнчи в переводе на русский — «радостный». Мама Александра Емельяновна заведовала фельдшерским пунктом. Бабушка, прабабушка и другие — вся родословная коренится в этой деревне.

— Мама родила меня без мужа, — рассказывает Юлия Александровна. — Парень, которого она любила, происходил из зажиточной семьи, поэтому его родители были против женитьбы на девушке из бедняков. Хотя они долгое время встречались. Даже хотели уехать на дальнюю комсомольскую стройку, но им не выдали паспорта — тогда с этим было строго. Когда я родилась, мама записала мое отчество по своему имени. Все жители нашей деревни из поколения в поколение по статусу крестьяне: каждый вел свое хозяйство, держал скот, занимался земледелием. Очень работящие. Мама одна построила дом пять на десять метров. Конечно, родня помогала поднять сруб, в остальном все сама. Возила с горных склонов белый плитняк, я тоже помогала, выложили из камня сарай, сени. В деревне была восьмилетняя школа, я ее окончила. До четвертого класса все уроки, включая математику, велись на чувашском языке. На русском преподавали с пятого. Мне особенно удавалась геометрия. Училась хорошо. После восьмого класса поехала в Уфу поступать в педагогическое училище, мечтала стать воспитателем в детсаду — но не поступила, за диктант получила тройку. Вернулась в деревню, полтора года трудилась свинаркой в колхозе.

Рассказ Андреевой перебивает визит очередной бабушки, перепуганной новостями из мира экономики.

— Говорят, всех пенсионеров переводят на цифровой рубль, мол, надо написать какое-то заявление в пенсионном фонде, — растерянно спрашивает вахтера посетительница.

Юлия Александровна популярно объясняет, что подобные разговоры никаких оснований под собой не имеют, никто никого не собирается переводить на цифровые деньги. «С этим вопросом уже человек десять сегодня обращались», — поясняет она.

Когда Юлии исполнилось 16 лет, свиноферму она оставила. Двоюродная сестра, которая работала мотальщицей на хлопчатобумажном комбинате в Иваново, позвала к себе. Не успев получить паспорт, Юлия, окрыленная предложением, впервые полетела на самолете в Москву, увидела столицу, поступила учиться на прядильщицу.

Прекрасное было время: жизнь в общежитии, в комнате четыре девушки, большая стипендия — пять рублей в месяц, на мороженое хватает, питание в столовой бесплатное, воспитатели строго следят за тем, чтобы девчата вовремя ложились спать. Два года поработала успешно.

Смерть мамы перечеркнула радостную полосу жизни: самый родной человек умер в 43 года, в расцвете сил. Юля пожила в деревне 40 дней, а уехать обратно не было сил. Осталась. В отчем доме, не спросясь, поселились родственники.

Восемнадцатилетняя девушка поехала в Уфу, устроилась воспитателем в детсад прославленного треста «Башнефтезаводстрой», окончила, как и мечтала в детстве, педучилище. Заочно. Но заболела туберкулезом, поэтому пришлось уйти в рабочие. Трудилась транспортным рабочим, носила рейку за геодезистом, затем аккуратную и образованную девушку устроили инспектором в отдел кадров СУ-6. На два года отправили в Армению, в Ленинакан, на устранение последствий страшного землетрясения. Была завхозом и одновременно инженером отдела кадров. Жили в вагончике.

Замуж не торопилась. И повторила судьбу мамы — в 33 года без мужа родила дочь Ирину. Дело в том, что у парня, с которым встречалась, была семья, дети. Непьющий, некурящий. Не было и мысли разбивать чужую семью. Он вначале не знал о рождении дочери, хотя позже Ирина с отцом стала встречаться, отношения были теплые. В 30 лет Юлия бесплатно получила от треста однокомнатную квартиру в Зеленой Роще. Дочь — хореограф во Дворце пионеров.

— В СУ-6 я работала до 2009 года, — тепло вспоминает Андреева. — Всегда в гуще народа. Там все строители — адекватные люди. Душевные, понятливые — словом, настоящий коллектив. А точнее, семья. Однако СУ-6 ликвидировали в ходе непонятных реформ. С 2011 года работаю здесь сторожем-вахтером. Тут всякое бывает: пенсионеры идут, как вы понимаете, не всегда с хорошим настроением, некоторые с порога начинают грубить. Успокаиваю как могу. Вопросов у них много.

Юлия Александровна привносит в свою работу тот самый стиль доброжелательности, который в советские годы сформировался в коллективе строителей. Ей это, похоже, удается.

И вот, завершая интервью, преду­преждаю собеседницу, что остался последний вопрос. Но она меня опережает: «Хотите спросить, счастлива ли я?» «Да», — ошеломленно признаюсь я. Как после этого не поверить, что чувашские женщины умеют читать мысли?

«Я счастливый человек, — сообщает она спокойно, как об обыденном, и уточняет: — Только дважды счастье покидало меня: когда получила весть о смерти мамы и когда узнала, что больна туберкулезом».

Недавно, как сообщила одна из серьезных газет, ученые затеяли узнать, что такое счастье. В масштабный проект включились более тысячи представителей науки из 70 стран. Исследование охватит 30 тысяч добровольцев по всему миру. Да, определений счастья существует множество. Например, Хемингуэй считал основой счастья хорошее здоровье и плохую память. Шутил, надо думать. Практически же речь идет о смысле жизни. Будем надеяться, что ученые откроют новые тропинки-пути к счастью. А вот Юлия Александровна их уже знает.