Мы многих и многое потеряли в этот страшный год, но кое-что, несомненно, приобрели. Осознание того, что вещи, которые считали обыденными, на самом деле были щедрыми дарами, которыми делилась с нами жизнь. Например, театр.
Этот смутный шум голосов, наполняющих зал, нестройный хор настраиваемых инструментов, постукивание и поскрипывание за закрытым занавесом — там творилась иная жизнь, от погружения в которую мы будем негорько всхлипывать или легко смеяться. Нет, они, театры, нас не бросили: онлайн-проекты, трансляции, мастер-классы, соцсети… Но как же не хватает этого ни с чем не сравнимого дыхания иных миров, которое они дарили нам.
И первым, кто вышел живьем к истосковавшемуся зрителю, стал театр в гриме De Bufo — уникальный проект, аналогов которому нет в республике. Он делит площадку городского центра «Арт-квадрат» с «Республикой Х». Доберемся и до нее, а пока «на сцене» — директор театра De Bufo Анастасия ГАЙНАНОВА.
— Студенты — народ творческий. Однако нередко все заканчивается за порогом вуза, а у вас в этом году маленький, но юбилей — пять лет, как на свет появился театр De Bufo. А как все началось?
— Как раз все и началось в студенческие годы в институте искусств. Сначала появился дуэт, который и назывался De Bufo — «Чуть больше».
— Жанр пантомимы предполагает более широкий способ существования: мы чуть ярче гримируемся, немного гипертрофированнее выражаем эмоции. Мы обыкновенные артисты, но у нас всего — немного чересчур. Потом к нам присоединилась студентка Юля Сафина — получилось трио. Учились мы все на разных курсах, но любовь к театру собрала нас вместе. Так образовался первый состав театра — шесть человек, с которыми мы поставили свой первый спектакль «Фамилия». Его премьера состоялась 16 апреля 2015 года. С тех пор мы и считаем себя театром.
— А чем вас так привлек жанр пантомимы? Нередко бывает так: артист так себе, а голос потрясающий, и уже не обращаешь внимания на игру. В пантомиме за голос не спрячешься.
— Мне сначала понравилась чисто внешняя картинка. А потом я поняла, что пантомима — это универсальный язык. Можно не знать языка страны, в которую приедешь, но тебя все равно поймут в любой точке мира.
— В 2015 году вы попали на обучение к артисту Дэвиду Шайнеру из Цирка дю Солей. Как это случилось и чему вас там научили?
— Это было финальной точкой в осознании того, что я хочу работать в этом жанре. Я тогда еще училась на пятом курсе и увидела информацию о том, что артисты цирка приезжают с мастер-классами в Москву. Я участвовала в кастинге из нескольких этапов, отправила онлайн-визитку. Прошла и уехала на две недели учиться. Учились мы круглые сутки. Шайнер как раз и дал основы настоящей классической клоунады. Ведь, к сожалению, в мире бытует мнение, что клоун — это просто человек в цветном парике и ярких штанах и к сценическому искусству отношения имеет мало. У меня некоторый опыт был уже до Шайнера: с 2012 года я работала у Рината Фатхиева в театре «Эндорфин», как и некоторые артисты нынешнего De Bufo.
— Чем пантомима отличается от клоунады?
— Пантомима — это все же пластический театр, тело актера — все, чем он располагает. Сейчас, в общем-то, пантомима как чистый жанр не существует. Ее используют в клоунаде для воспроизведения каких-то историй. Клоунада — более обширное понятие, способ мыслить, помимо того что это отдельный жанр и не может без пантомимы существовать.
Тот же Енгибаров, «грустный клоун», очень близок был к пантомиме.
— Своим кумиром вы считаете также Джеймса Тьерре. Чем он так хорош?
— Он внук Чарли Чаплина, акробат, танцовщик, мим, скрипач, актер и режиссер. Джеймс — это нечто среднее между Полуниным и Адасинским, актером и хореографом. Тьерре — это представитель визуально-пластической клоунады. У него крутые, стильные спектакли.
— Получается, это и были ваши университеты. А где готовят мимов?
— Я училась еще и у замечательной Ларисы Адушевой, нашего педагога по сценическому движению. Именно она пробудила любовь к визуальному театру, давая основы и актерского мастерства, и той же пантомимы, обладая утонченным чувством юмора к тому же. А мимов сейчас уже нигде не готовят. Где-то в 2015 году выпустили последний курс при театре «Лицедеи». И клоунов, в основном, обучают в Испании в Институте новой клоунады. В России чему-то можно обучиться на факультетах эстрады, в цирковых училищах.
— Как собрался ваш нынешний коллектив, изменился ли состав за пять лет?
— Сейчас в театре работают 25 человек — это и актеры, и режиссеры, и пиарщики, и дизайнеры, и художники, которые, тем не менее, могут заменять друг друга.
Конечно, все меняется, три актера уехали в Петербург. А кто-то приехал из Москвы. Один актер родом из Уфы, прожил семь лет в Петербурге, окончил Институт новой клоунады, он талантливый клоун, был у нас на «Айда-фесте» как приглашенный гость и вернулся в Уфу. Есть актер, который уезжал учиться к Никите Михалкову, работал у него и параллельно в De Bufo. Сейчас у нас есть Young Bufo — это еще студенты института, но на них в театре уже очень большая нагрузка. В этом году мы впервые взяли двух людей без актерского образования. Но один — бывший хореограф, второй — музыкант и артист эстрады.
— По-разному. Например, первый наш спектакль «Фамилия» делали по наблюдениям, то есть взяли тему семьи и наблюдали за разными семьями, их отношениями. Мы тогда еще учились, сидели после пар в круглосуточном кафе ночами и писали.
Спектакль «Клюква» строился по другой системе. Туда вошли все стереотипы о России: медведи, икра, балалайка. Мы показывали этюды кто какие хотел. Потом режиссер собирал это все в одну историю.
Есть постановки по пьесам, а есть, например, «Плюх, бум!» — это по рассказу. Режиссер предложил пофантазировать на тему, что случилось бы за пределами рассказа. В планах у нас спектакль о Чарли Чаплине, понятно, что нам нужен будет реальный материал.
— Ваши проекты нередко предполагают участие зрителей. Как они реагируют?
— По-разному. Если ребенок не хочет участвовать, так об этом прямо и говорит. Бывает, радостно бежит на сцену. В основном реагируют позитивно. А кого-то ни за что не вытащишь. Это относится и к детям, и к взрослым.
Иногда зрители считают, что на сцену выходят подставные актеры. Никогда у нас такого не было! Просто взаимодействие зрителя и актера так классно складывалось.
Мы играем на улице, и надо быть ко всему готовым. Был случай, когда нетрезвый зритель комментировал все, что происходило на сцене. Мы играем, он объясняет, мы дружно к нему поворачиваемся и согласно киваем головой. Зрители смеялись. Был спектакль, когда нас просили играть потише. И весь спектакль мы играли на «т-шшшш». Когда кто-то смеялся, мы шикали. Что делать, надо вписывать такие вещи в пространство постановки. Но это весело.
Уфимские «бременские музыканты»
— На круглом столе с советником по культуре Аскаром Абдразаковым вы сказали, что у вас нет сцены и библиотека Заки Валиди, где вы играете, для этого не предназначена. Есть какие-то подвижки и что бы вы сами хотели?
— Нам еще пока хочется немного побыть «бременскими музыкантами». Когда тепло — играем на улице, холодно — в помещениях центра «Арт-квадрат». В библиотеке мы сейчас не играем.
Хочется, конечно, свое помещение, но все, как всегда, упирается в деньги. Мы как-то нашли на проспекте Октября бывшую бойлерную, она идеально нам подходила, и аренда была терпимой, тем более мы предлагали сами сделать ремонт в счет аренды. Но так расхвалили это помещение арендодателям, что они сказали: «Вы правы, помещение хорошее, мы сдадим его под офис».
— Никому не хотелось уйти в стационарный театр?
— На отдельные проекты почему бы и нет? Кушать всем хочется. Когда тяжело, мысли такие возникают, а потом приходит осознание, что я занимаюсь любимым делом и театр наш уникален.
— Ваш «Айда-фест» — фестиваль уличных театров, стал, пожалуй, самым ярким событием Года театра. Как вы сумели его провести? Ожидали такой большой успех?
— Мы от него до Нового года отходили. Мы много ездили. Пол-России, наверное, проехали с гастролями и давно уже думали о том, а не пригласить ли того или иного артиста или коллектив в Уфу. А тут Год театра! Ну, надо сделать фестиваль. У нас оказалась очень активная команда в смысле что-нибудь организовать: начали мы где-то 20 августа, а уже 5 — 6 сентября прошел фестиваль. Не спали, не ели — был только фестиваль.
Нас поддержали правительство республики, администрация города. Но денег очень не хватало. Тогда мы договорились с разными предприятиями и долго еще отрабатывали их финансовую поддержку творческими выступлениями. Мы и второй фестиваль затеяли, но, по понятным причинам, скорее всего он пройдет только в следующем году.
Чем хуже жизнь, тем лучше всё идёт в театре
— Вы много чем сама занимаетесь. Вот мюзикл поставили в БГУ, а ведь это очень сложный жанр.
— Мы ставили мюзикл вместе с Лейсан Сафаргуловой по биографии Ломоносова к Дню студента, Татьяниному дню. Либретто писала Екатерина Раффай, тексты — Александр Марьин, а музыку мы взяли у Ллойда Веббера. Нам многие помогали: оперный, например, давал декорации, ГКЗ помогал со звуком. Он шел один раз, ребята потом записали себе песни на память.
— Сколько у вас постановок и сколько в среднем живет спектакль?
— Сейчас у нас в репертуаре десять спектаклей. Живы пока все. Но они иной раз трансформируются, и очень сильно. Например, есть постановка «Лыба», которую мы играли на большой площадке, потом свозили ее в Тулу, сделали уличную и камерную версии. Теперь с Ангизой Ишбулдиной будем переделывать ее под Young Bufo. История одна и та же, но исходя из актерских возможностей постановка меняется, и это нормально. У спектакля «Цирк уехал» две версии: уличная и для помещения.
— На что живет театр уже пять лет?
— Мы стараемся находить для актеров какие-то подработки. У Ангизы есть драматургия. Я периодически даю мастер-классы, в том числе в Крыму, в Москве. У нас есть две программы: клоунада для самых маленьких и пантомима для более взрослых. Есть тренинги для взрослых, которые за пять дней знакомятся с самими собой. Есть студии, детская и взрослая. Люди приходят, учатся и в конце выходят на сцену.
Есть коммерческая сторона: свадьбы, банкеты, корпоративы. К сожалению, самым тяжелым стал этот год — юбилейный, мы ведь зарабатываем в основном гастрольной деятельностью с мая по октябрь. Выживаем сейчас как можем. Были в этом году моменты, когда просто нечего было есть, но мы собирались и репетировали. И вот вышла премьера спектакля в жанре дель арте. Это Наиль Сафин съездил в Москву, отучился у итальянцев новому для нас направлению. Парадокс, но чем хуже жизнь, тем лучше все идет в театре в контексте творчества.
— Чем принципиально ваш театр отличается от стационарного?
— Мы похожи тем, что ставим спектакли. Но у нас нет цехов, каждый человек — и швец, и жнец, и на дуде игрец. Такого рода студенчество. У нас большая свобода в выборе жанра, спектакля.
— Вы, похоже, единственный театр, который выступает сейчас?
— Еще играет «Республика Х». Театральная жизнь сейчас сосредоточена в «Арт-квадрате», где есть открытая площадка, и мы можем сыграть на открытом воздухе. Нам очень приятно, что в соцсети пишут: «Скиньте репертуар, мы уже не знаем, куда сходить», а на спектаклях — аншлаг!