Все новости
Культура
20 Декабря 2019, 10:00

Домовой из театра кукол

Работать для детей — благородная миссия. И ответственная

Вообще-то речь идет о народном артисте России Айрате Ахметшине, но одна моя знакомая упорно величает его домовым кукольного театра. И это, похоже, чистая правда. Айрат Акрамович пришел сюда 16-летним подростком, а на днях отметил 70-летие. Вот и считайте, сколько лет он рьяно бережет традиции театра, сколько артистов завороженно наблюдали за магией оживления куклы в его волшебных руках, сколько маленьких зрителей сопереживало персонажам, в которых он вдохнул свою душу.

Айрат Акрамович из тех, кого величают легендой, а по мне, так он просто человек, глубоко влюбленный в свое дело, сроднившийся с нашим стареньким кукольным театром, причем оба — театр и артист — не мыслят жизни друг без друга.

Зачем монтировщику актёрство?

— Как проходят путь от монтировщика сцены до известного артиста?
— Подрабатывал я уже с 14 лет в каникулы: нужны были деньги на ботинки, школьную форму. Семья офицера Советской армии, кавалериста, была большая — я был шестым ребенком. Один дед у меня был мулла — прожил 103 года. А папа еще в 30-е окончил знаменитую Казанскую татаро-башкирскую командирскую школу. Учился там с Минигали Шаймуратовым, Тагиром Кусимовым.
После десятилетки я пошел на завод имени Кирова. Но в отделе кадров был перерыв на обед, а на улице мне бросилось в глаза объявление о том, что требуется рабочий сцены в республиканский театр кукол.
Устраиваясь монтировщиком, прошел отбор не хуже любого актера. Конечно, поинтересовался у тогдашнего режиссера Ивана Кулаги, зачем мне актерские навыки. А затем, ответил он, что в нашем театре и монтировщики участвуют в спектаклях. Они должны иметь хороший слух: декорации ведь должны подниматься и поворачиваться в нужный момент под нужную музыку. Да и в эпизодик иногда попадают. Нас было четыре-пять человек, метивших в монтировщики и обязанных, чтобы попасть на это почетное место, подготовить басню, прозу, спеть песню.
Насчет песни я не заморачивался — у меня пела вся семья. Я с чувством исполнил «Я шагаю по Москве» — очень модная песня была. Из поэзии — отрывок Некрасова. Басню Крылова рассказал. Я тогда ведь только школу окончил, все помнил.
Так вот, меня взяли в бригаду, их три было: одна башкирская и две русские. Я попал в русскую, и как раз в тот момент, когда она пребывала в «застольном» периоде. Спектакль назывался «Золотая роза», мы сидели за столом и знакомились с текстом, прикидывали, кому кого играть. Так что я сразу окунулся в творческий процесс. Получилось так, что там-то мне и дали первую роль — слуги Сабира-каланчи: «Видать?» — «Нет, не видать», — отвечаю. Вот и вся роль. Но кукла у меня в руках уже была.
И оказалось, что профессия эта тяжелая и не зря называется «актер-кукловод». Мы — актеры, но внутреннее состояние передаем через куклу. Как музыкант — через инструмент.
А образование я все же получил — в Уфимском институте искусств у знаменитого Габдуллы Гилязева. Затем в Москве выучился на режиссера.
— В одном интервью вы сказали, что учителем своим считаете Рамиля Искандарова — талантливого актера, первого кукольника, получившего звание заслуженного артиста республики, очень рано ушедшего из жизни. Чем он так вас зацепил?
— Он все делал с безупречным талантом: роль исполнял, куклу водил, передавая ей свои эмоции, свою душу, будучи связанным с ней самим своим нутром. Он нигде не учился — самородок, словом. Я поначалу подражал ему, приходил пораньше на спектакль, где он был занят, и подглядывал из-за кулис. А потом и свое что-то начало проявляться. Это ведь тоже как в музыке: исполняют мелодию одну, но по-разному.
Мы и вместе играли в одних спектаклях: «Белый пароход», «Божественная комедия». Искандаров — в роли Создателя. Постановка была очень востребована в театрах — драматических, но особенно в кукольных. Автор Исидор Шток, приехавший к нам посмотреть спектакль, признал Рамиля лучшим исполнителем этой роли.
Рамиль был очень скуп на жесты, как и следует в кукольном театре, но жесты эти были очень выразительны.

Как не разрушить сказку

— Как режиссер вы дебютировали в 1984 году спектаклем «Золотой цыпленок».
— Я не только ставил, я еще много спектаклей восстановил, как старейший служитель театра — 54 года в коллективе! Наша работа не просто творческая, это тяжелый физический труд. Не зря после 25 лет можно идти на пенсию по выслуге. Представьте себе, каково держать куклу на вытянутой руке да еще управлять ею. Ширма — 1,74 метра, а рост у меня — 1,77. Приходится сгибаться. Ладно, в детстве и хоккеем занимался, и акробатикой, которая как раз пригодилась.
— Драматические актеры занимаются по системе Станиславского. А как готовятся к роли кукольники?
— Тут все одинаково. Когда набирают курсы драматических актеров и актеров-кукольников, первые два года преподают одно и то же — сценическую речь, сценическое движение. Но потом драматический артист как бы сам собой играет, а будущий кукловод куклой играть должен, не себя показывать, что не у всех получается.
— Куклы бывают разные: марионетки, штоковые, тростевые, ростовые, куклой может быть даже платок. С какими управляться легче, с какими труднее?
— Традиционный русский театр кукол — это театр за ширмой. Самые простые — перчаточные или петрушечные, мы их на руку надеваем. Двигаются они по минимуму и больше для зайчиков всяких подходят. Тростевая кукла управляется, как ясно из названия, тростями. Это самая выразительная, но и самая трудная в вождении кукла. Она как скрипка в оркестре, все может, а потому актер, ее водящий, должен быть виртуозом в своем роде. Если имеешь дело с планшетными — плоскими куклами, видно и ее, и живого человека. Тут сложность в чем: ребенок порой не знает, на кого смотреть: на человека или куклу. Актеру требуется деликатность, чтобы не привлекать внимания к себе, надо двигаться скупо, сдержанно.
Вот поэтому я считаю, что в таком театре, как наш, надо ставить спектакли за ширмой. Только так не разрушается иллюзия сказочности, волшебства. И кукла выглядит магической, притягивает к себе. А сейчас в некоторых театрах доходит до того, что по сцене ходит артист, играет в костюме, а куклу просто носит на руках. Это не актер, это куклонос.
Кукла должна играть, а не ты. И работать надо, отталкиваясь от нее, а не от себя. Это в жизни истерику можно устроить, а если кукла метаться будет — сразу чувствуется фальшь. Детей ведь не обманешь, им сразу скучно становится.
— Кого легче играть — людей или животных?
— Если это животное, все равно под ним человек подразумевается. Мы же звери говорящие. Волк, например в «Золотом цыпленке» — я 30 лет его играл — какой богатый драматический материал! Выращивал на продажу цыпленка, а стал ему папой. И, кстати, через куклу намного больше можно выразить, чем через себя, живого артиста.
— Кукла — создание магическое. Чувствуете ли вы ее душу, или она для вас просто инструмент?
— Когда захожу на склад, где они висят — понимаю, что у каждой свой характер. Я даже раздумывал, брать ли куклу Искандарова, вдруг она ему что-то расскажет обо мне…
— Актеры драмтеатров нередко признаются в любви к отрицательным персонажам: они ярче, их интереснее играть. А в кукольном театре как?
— Их легче играть: подлость человека иной раз не имеет границ, рамок нет, импровизируй как хочешь. И не оправдаешь его, как это стараются делать актеры драмтеатров, ища разные «краски» для образа: злодея в конце все равно накажут.
— А энергетика зала за ширмой ощущается?
— Конечно, я вам даже секрет открою: находясь за ширмой, я вижу нашу сцену как бы из зала, как будто там и сижу. Как это получается, не знаю.
С каждой новой пьесой учусь ремеслу заново. Меняются мои персонажи, меняются куклы, у них другая механика. И не люблю играть живьем, стесняюсь, будто я голый. Хотя звали меня в драмтеатры.
— Как изменился театр за время вашей работы, как изменились маленькие зрители — чем увлечь их в век гаджетов?
— Когда нет фальши в игре актера, гаджеты им не нужны — они заняты сопереживанием. Кричат: «Уходи, сейчас попадешься!» Они не умеют лукавить, как взрослые, и сразу шуметь начинают, если что-то не нравится.

В кукольники — по конкурсу

— Золотой век нашего театра, наверное, это все же век Штейна. Есть ли у нас возможность вернуть былую славу?
— Надо знать предысторию века Штейна. До того, как он к нам приехал и мы обретались в подвале оперного театра, режиссером у нас был Иван Кулага. Образование он получил в Киеве, работал в драмтеатре. Наш театр в то время практически в статусе студии находился. Вот во времена Кулаги и начался творческий подъем. Молодежь принимали по конкурсу — настолько высоким считался престиж профессии кукольника.
А Штейн много ездил по Союзу, ему предлагали стать главным режиссером в разных городах. В Уфе как раз завершилось строительство театра, и Штейну поступило предложение и от нас. И мы приглянулись ему — коллектив был крепким, профессиональным, был свой костяк артистов, на которых можно было опираться. Штейн уже приглядывался, какой спектакль можно вытащить с нами. Он ведь у Образцова работал, а Образцов не очень-то давал ему развернуться.
Сначала он к нам просто приезжал, сказки ставил, а решив стать режиссером, задумал создавать проблемные спектакли. Такие, как «Белый пароход», например.
Ядро театра создавалось при Кулаге, но при Штейне мы раскрылись как драматические артисты. И я надеюсь, что в репертуаре еще появятся столь же достойные спектакли.
— Я обратила внимание, что люди, имеющие в силу профессии дело с детьми, сами как-то не ощущают возраста. Вы живете в особом, молодом, мире, который никогда не стареет.
— Я проработал здесь много лет, и единственное, что могу сказать: я влюблен в свое дело, я ходил сюда не как на каторгу, а всю жизнь занимался любимым делом. Сначала дававшимся с трудом. Работать для детей почетно и благородно. И ответственно.
Читайте нас: