Танго одной судьбы

Зинаида, мать Верочки, осталась в Уфе одна в шестнадцать лет. Ее родители и младшие братья умерли от тифа еще до революции. Приютил девушку старый еврей-лавочник. Его жена была хорошей портнихой, и Зиночка быстро научилась рукоделию: шила, вышивала, вязала; выполняла работу и по дому — мыла полы, стирала, топила печь. После революции новая власть лавку прикрыла, и хозяева Зинаиды стали жить шитьем, а батрачку свою заставляли работать прачкой. Когда выяснилось, что Зина беременна, ее просто выставили за дверь. Несчастная девушка искала любую возможность заработать. Родив девочку, Зинаида решила показать новорожденную дочь отцу. Старый еврей прослезился, вынес мешочек колотого сахара и отрез на платье для молодой матери. На том и расстались. Навсегда.

Одинокой женщине прокормить ребенка в 20-е — 30-е годы в России было весьма сложно. Трудно найти работу, да и моральная сторона — «принесла в подоле» — пятно на биографии. Так едва появившаяся на свет Верочка оказалась в Доме малютки. Однако Зина не бросила дочь, она устроилась туда же нянечкой, чтобы иметь возможность общаться с Верочкой.
Несмотря на суровые условия, девочка росла здоровой, смышленой и симпатичной. Зина как могла заботилась о ней, подрабатывая продажей вязаных скатертей и нарядных воротничков, которые весьма ценили тогдашние модницы. Однажды на «толчке», который фактически был вещевым рынком, к Зине подошла красивая, нарядно одетая дама. Она долго рассматривала вязаные изделия, проявляя интерес к узорам и способу вязания той или иной вещицы. Молодые женщины разговорились, и выяснилось, что они обе рукодельницы, только Зиночка предпочитала заниматься вязанием, а ее новая знакомая была искусной вышивальщицей. Они обменялись адресами. На розовой с мелкими незабудками визитке витиеватым почерком было написано: «Валентина Александровна Бахман-Фадеева».

Отношения моей бабушки Веры Николаевны и деда Александра Андреевича Фадеевых были достаточно сложными. Дед периодически уходил из семьи, затем были покаянные речи, прощение... На какое-то время супругов разлучали войны: Первая мировая, Гражданская. Много общего было у этих людей: происхождение, воспитание, любовь к музыке, поэзии, театру... И все же наступил день, когда они расстались. Александр Андреевич женился на красавице, значительно моложе себя — Валентине Александровне Бахман, немке, чьи родители были сосланы в Уфу еще в царское время. Отец ее погиб в колчаковских войсках, мать в начале 20-х пошла в магазин за хлебом, да так и не вернулась.

Как выживала в те годы молодая девица, можно только предполагать. Надо отдать ей должное, Валя свободно говорила по-немецки, слегка по-французски, много читала, умела шить, вышивать, имела манеры благородной барышни, но... голод и нищета сводили на нет все эти достоинства. Спасали положение наличие швейной машинки «Зингер» и свежесть юного тела.

История умалчивает, где и при каких обстоятельствах пересеклись пути моего будущего деда и Вали Бахман. Поженились они в 1924 году, а встреча Валентины и Зиночки произошла летом 29-го. Оказалось, что женщины живут недалеко друг от друга, а общие темы для разговора находились легко. После нескольких лет совместной жизни у Валентины и Александра Андреевича все еще не было детей. Узнав о том, что Зина работает в детском приюте, супруги решили взять на воспитание какую-нибудь девочку лет трех-четырех. Вскоре Зина привела за ручку очаровательную большеглазую Верочку, очень подвижную, веселую. Визиты повторялись; ребенок и потенциальные родители с удовольствием проводили время вместе. Наконец вопрос с новой семьей для девочки был решен. И тогда Зина призналась, что это ее дочь.

Нет, Зина никогда не отдала бы свою малышку в чужую семью, но серьезная болезнь все чаще напоминала о себе. Прогнозы врачей были неутешительные: туберкулез прогрессировал. Вот тогда Зинаида и решила передать Верочку в хорошую семью, где долгожданный ребенок станет радостью и счастьем.

В 1931 году выяснилось, что у супругов Фадеевых будет ребенок. В ноябре родился Георгий. Нянчиться приходила двадцатипятилетняя Нина — дочь Александра Андреевича от первого брака, старшая сестра моего будущего отца. Вскоре выяснилось, что Верочка — не просто чужая, но и лишний рот; ее решили вернуть в детский дом. К тому времени Зина уже умерла. Нина, несмотря на низкую зарплату машинистки, навещала Веру и всячески поддерживала. По воскресеньям Верочку забирала к себе семья моей бабушки Веры Николаевны. Девочку угощали сладостями, гуляли с ней в Видинеевском саду, катали на качелях. Тезка Вера Николаевна шила из старых вещей элегантные жакеты, платья и кофточки для ребенка, учила ее читать.

Можно сказать, что Нина и Вера Николаевна стали второй семьей для Верочки. В 1936 году произошла трагедия: Георгий пролил на себя кипяток и через несколько дней умер. Виной случившегося была легкомысленность Валентины, она попросила пятилетнего сына помешать кипятившееся в тазу белье, а сама лежала на диване и читала. Ребенок опрокинул таз на себя. После этого отношения между Валентиной и Александром Андреевичем испортились настолько, что они расстались.

Чувствуя вину перед Верочкой, мой дед опять стал появляться в своей первой семье, помогая деньгами и продуктами. Валентина, словно очнувшись, тоже периодически забирала Верочку к себе. В 1939 году умерла моя бабушка, в 1940, вернувшись с Финской войны, — мой дед. Верочка перебралась на постоянное место жительства к Валентине. К тому времени девочка превратилась в стройную девушку, со сформировавшейся фигурой и пышными, волнистыми волосами. Казалось, жизнь налаживается.

В середине июня 1941 года Нина узнала, что Верочка попала в больницу; девочка пыталась отравиться. Бросив все дела, Нина побежала к ней. Разговаривать Верочка не хотела, только слезы текли по щекам. Она всхлипывала и повторяла: «Ниночка, миленькая, я хочу жить с тобой! Не спрашивай меня ни о чем!». Ее планировали выписать 23 июня, но 22-го началась война.

Уже дома у Нины Верочка рассказала о случившемся. Валентина завела себе нового кавалера. Вера мешала ей. Тогда женщина решила выдать ее замуж за одноногого часовщика — сорокалетнего мужчину, с которым у Валентины были коммерческие отношения, проще говоря, занимались спекуляцией. Юная девушка приглянулась инвалиду, и он предложил Валентине за нее комплект французского белья и золотые часы. Сделка состоялась, но «невеста» взбунтовалась и наотрез отказала. Тогда, пользуясь случаем, Верочку угостили вином. Наивная девушка проснулась уже в объятиях ненавистного «жениха».

Война притупила личную трагедию Верочки. Она рвалась на фронт. Однако возраст не позволял ей обратиться в военкомат. Почти год девушка работала на Уфимском моторном заводе, в так называемом почтовом ящике. Трудовые будни отвлекли ее от грустных мыслей, молодежный коллектив помог проявить себя не только в работе, но и в самодеятельности. Успевала бегать на танцы, особенно любила аргентинское танго, известное у нас как «Брызги шампанского».

И все же летом 1942 года, прибавив себе два года, Вера Фадеева добилась отправки санитаркой в прифронтовой госпиталь. С первого раза добраться до места назначения не получилось, воинский эшелон был атакован немецкой авиацией, и приступить к своим обязанностям пришлось прямо под обстрелом. Как потом рассказывала мне сама тетя Вера: «Я так напугалась рева самолетов, взрывов и криков раненых, что на первых минутах была парализована страхом и не могла ни двигаться, ни соображать. Нас собрал какой-то офицер и приказал уводить или утаскивать в ближайший лес раненых. Я с подругой Любой Кривилевой таскала раненых на плащ-палатке. Потом появился военврач, и мы помогали ему делать перевязки, готовили к операции тяжелораненых, которых нельзя было транспортировать. Последнее, что помню, где-то к концу вторых суток мне налили крепкого чая и дали кусок хлеба. Я успела сделать несколько глотков, упала и уснула возле носилок».

Добраться до места назначения все никак не получалось. В первых числах июля несколько девушек-санитарок отправили под Воронеж. Здесь Вера и Люба получили очередную практику: под пулями перевязывали бойцов. В дальнейшем подружки воевали на Сталинградском фронте. Обстановка на этом участке была очень напряженной. Местное население всячески оказывало помощь в обороне Сталинграда; все, кто мог держать оружие, вливались в ряды воинов 62-й и 64-й армий, старики и дети возводили баррикады, ухаживали за ранеными. Ситуация усложнилась с приходом холодов. Не хватало продуктов, теплых вещей, медикаментов. Город держался из последних сил. Это потом только было знаменитое окружение Паулюса.

Одним из решающих моментов стал захват последнего аэродрома, через который осуществлялась связь 6-й немецкой армии с внешним миром. В ходе сталинградского сражения НКВД успешно использовал психологическое давление на болевые точки немецких солдат. Так, в редкие минуты затишья на отдельных участках фронта пропагандисты через динамики, установленные неподалеку от позиций противника, передавали родные для немцев песни, которые прерывались сообщениями о прорывах советских войск в том или ином месте. Но самым жестоким и от этого самым действенным считался способ под названием «Таймер-танго». Суть такова: представители советской стороны передавали через громкоговорители равномерный стук метронома, который после седьмого удара прерывался сообщением на немецком языке: «Каждые семь секунд на фронте погибает один германский солдат». Затем метроном вновь отсчитывает семь секунд, и сообщение повторялось. Так могло продолжаться 20 — 30 минут, а потом над немецкими позициями оглушительно начинала звучать мелодия танго. Поэтому неудивительно, что многие из тех, кто был заперт в «котле», после нескольких таких «сеансов психотерапии» впадали в истерику и пытались вырваться, обрекая себя, а порой и своих сослуживцев, на верную смерть.

Уже после войны Верочка рассказывала, как они, совсем юные девчонки, под это танго танцевали в сырых блиндажах, чтобы хоть как-то согреться и поддержать свой боевой дух.
26 января 1943 года после нанесения очередного удара в районе Мамаева кургана соединились наступавшие навстречу друг другу советские войска.

Трудно представить, что война, которая прокатилась волной по огромной территории нашей страны, обошла стороной небольшие островки некогда райской жизни. Такими городами оказались Туапсе и Сочи. Курорт немцы берегли для себя, бомбили только транспортные узлы.

Именно в Сочи в середине сентября уезжала Любочка Кривилева вместе со своим мужем-врачом, получившим назначение в один из военных госпиталей. Вера зимой 42-го — 43-го годов страдала ревматизмом. Стирая белье, отмывая больничный инвентарь на открытом воздухе, поморозила руки; суставы распухли, пальцы утратили гибкость. О лечении во время войны не могло быть и речи, не ранение ведь! Единственное, что удалось добиться мужу Любы — получить десятидневный отпуск для Веры. Так боевые подруги впервые увидели море.

Сочинцы тоже голодали. В день полагалось 200 граммов хлеба, 200 граммов крупы или жмыха, 50 граммов колотого сахара. Раз в неделю пачка чая из сушеных чайных веток. Ловили дельфинов; спускали жир, ели мясо. Выручали фрукты, ягоды, орехи.

Верочка не сидела сложа руки, помогала Любе ухаживать за ранеными, собирала орехи, которые подмешивали в муку, мох — его использовали вместо ваты, а в свободное время мчалась к морю. Несмотря на скудное питание, южное солнце и теплое море сделали свое дело: Верочка загорела, повеселела и... снова засобиралась на войну.

Оказавшись на Белорусском фронте, Верочка продолжила службу в хозвзводе. Научилась запрягать лошадь, выполняла самые разные поручения: привозила почту, стирала белье, чинила обмундирование; при необходимости работала на кухне. Несмотря на относительную удаленность от фронта, вместе со своей частью несколько часов побывала в окружении и получила контузию.

Под командованием маршала К. Рокоссовского принимала участие в Рогачевско-Жлобинской и Бобруйской операциях, освобождала Польшу. В апреле-мае 1945 года после успешно закончившейся Берлинской операции видела на улицах немецкой столицы маршала Г. Жукова. Проходя мимо девчонок в выцветших гимнастерках с медалями на груди, он приветливо кивнул: «Как дела, бойцы?» Кто-то ответил: «Страшно и весело!»

День победы отмечали с аккордеоном, с песнями, танцами. Девочки где-то раздобыли пудру и губную помаду, сделали прически, а потом со смехом рассматривали друг друга: «Ой, какие мы красивые!». Аккордеонист до войны вел кружок танцев. Вчерашние солдаты впервые услышали от него специфические танцевальные термины: «каса» — в танго — охота, преследование. Одна нога преследует другую; «коррида» — бег, пробежка, короткая последовательность шагов. И закружились счастливые победители в ритмичном аргентинском танго с русским названием «Брызги шампанского».

В Уфу Верочка вернулась на недельку. Привезла подарки и «трофей» — мужа, — симпатичного, русоволосого лейтенанта-связиста Валеру. Друзья так и звали эту неразлучную пару Лерка с Веркой. На уговоры остаться в Уфе Верочка ответила категорическим отказом. Муж-таганрожец соблазнял жену теплым климатом и морем. Маленький дом на берегу возле порта уцелел после оккупации. Молодоженов ждали сестра Лерки и две племянницы.

Лето 1945 года было самым счастливым в жизни Веры. Каждое утро супруги бегали купаться. Конечно, Азовское море не сравнишь с Черным, но зато сам Таганрог — старинный, очень уютный, солнечный городок — сразу полюбился уфимке, привыкшей к суровым уральским зимам и холодной речной воде. Жизнь превратилась в праздник! Поспели ягоды, абрикосы, персики. Верочка писала Нине в Уфу: «Милая сестричка, у нас все хорошо! Еды хватает. Часто ходим на рыбалку, ловим бычков. На улицах всюду валяются созревшие абрикосы, а народ не торопится их собирать, идут, наступают на них... Я удивляюсь: такая вкуснотища... и ничья! Жалко, не хватает сахара, чтобы варить варенье. Я абрикосы сушу. К зиме обязательно пришлю вам курагу и грецкие орехи. Валера устроился на завод, я работаю нянечкой в детском саду». Увы, испытания для бывшей фронтовички не закончились! Муж часто лежал в больнице; последствия от тяжелых ранений давали о себе знать. В 1947 году Валера умер.

С жильем в послевоенные годы было плохо, поэтому Вера не удивилась, когда, придя после работы домой, увидела свой чемодан с вещами возле входной двери. Конечно, она могла вернуться в родную Уфу, но в Таганроге осталась ее первая любовь — Лерка… и море, без которого она уже не могла жить. Поднявшись по узкой тропинке в гору, Верочка села на чемодан и расплакалась. «Эй, что случилось?!» — возле колонки остановился парень с ведром. Девушка посмотрела на его худые руки, острые, выступающие лопатки и военное галифе. «Фронтовик? А меня из дома выгнали. Идти некуда». Они всматривались друг в друга, словно угадывая свою судьбу. «Как звать?» — «Вера». — «А я Жора. Вон мой «ЗиС» на дороге. Радиатор нагрелся... Жара. Поедешь со мной? У меня комната есть и огород возле дома».

Через год в Уфу пришло письмо: «Милая сестричка Ниночка, прости, что давно не писала. Я теперь Позднякова. Мужа зовут Георгий. Нет сил писать о смерти Лерки! И еще новость... На прошлой неделе у нас родился сын Валерик. Приезжай к нам в гости. Будем рады. У нас тепло, фрукты и море».

В Таганрог мы с тетей Ниной поехали только в 1963 году, когда мне исполнилось семь лет. Сестры (а Верочка и Нина считали себя сестрами) не виделись восемнадцать лет. На вокзале нас встречали дядя Жора, тетя Вера и смущенный Лерка. Народ со слезами на глазах наблюдал, как две женщины, всхлипывая, обнимались и целовались, повторяя: «Надо же! Ведь с войны не виделись!». Дядя Жора подхватил меня на руки: «Вот и племянница приехала! А это твой брат Лерка!». Я рассматривала своих родственников и была рада, что тетя Вера в жизни такая же красивая, как на фотографии. А ее биографию, полную приключений, мне еще только предстояло узнать.