«После Афгана я десять лет воевал по ночам»

Для Разифа Тимеркаева афганская война началась в конце 1982 года. Дальневосточный погранотряд, в котором он успел прослужить лишь несколько месяцев, был переброшен на территорию Афганистана, за 100 километров от советской границы. Как объяснили солдатам — для защиты приграничных территорий Таджикистана и Туркменистана, на которые все чаще нападали афганские боевики.

От гранатомета спасала… кровать

— Охранять границы по привычной методике в Афганистане было бы откровенным самоубийством — малочисленный пограничный наряд душманы уничтожали в считаные минуты, — вспоминает Тимеркаев. — Поэтому мы поступали иначе. Находили какой-нибудь нежилой дом, сажали в него 20 — 30 вооруженных бойцов афганской армии и минировали прилегающую территорию. Пройти незаметно мимо такой мини-крепости (мы называли их блокпостами) было очень сложно. И если бойцы ДРА (Демократической Республики Афганистан — авт.) подавали сигнал тревоги, мы из минометов били по указанным ими координатам. Либо выдвигались к месту прорыва боевиков. Об эффективности проделанной нами работы говорит хотя бы то, что за полтора года моей службы душманы не смогли уничтожить ни один из таких блокпостов.

Но этот опыт пришел не сразу. Не обладая боевыми навыками, советские солдаты-срочники несли большие потери. Усугубляло ситуацию, что некоторые военачальники отнеслись к афганской кампании довольно легкомысленно.

— Из Хабаровска нашу часть переправили в таджикский городок Курган-Тюбе, — продолжает Тимеркаев. — Оттуда нам предстояло совершить 150-километровый марш-бросок до афганского города Пяндж. Бросок оказался совсем не стремительным: из древних бронетранспортеров, которые нам выдали, до конечного пункта назначения ни один не доехал. До отряда их пришлось тащить на буксирах. Хорошо помню и выделенные нам 120-миллиметровые минометы. Ходили разговоры, что они участвовали еще в штурме Берлина. Глядя на них, в это охотно верилось. Правда, потом нам дали относительно новые БТРы. Но когда их подбивали — возвращали прежние. Мол, теперь добивайте эти.

В первые месяцы наше подразделение, в котором насчитывалось с десяток БТРов и около 150 бойцов, напоминало цыганский табор. Представьте: идет колонна боевой техники, на броню навешены койки, буржуйки, дрова… Хотя, надо признать, они не раз спасали нам жизнь: при выстреле из гранатомета граната ударялась об этот скарб и срабатывала в отдалении от корпуса. В итоге не пробивала броню и, соответственно, не причиняла нам особого вреда.

Нас здорово выручал и боевой опыт нашего командира майора Остапенко. Говорили, он воевал в Анголе, других странах и выработал собственную тактику ведения боевых действий. Душманы часто нападали на наши колонны, в которых бронемашины шли вперемежку с грузовиками. Как правило, в других частях при боестолкновении колонна не разбивала строй, а, отстреливаясь, уходила дальше. Душманам это было только на руку: расстреливать «нитку» можно чуть ли не безнаказанно, как мишени в тире. А мы при первых же выстрелах выставляли БТРы и БМП веером (пять слева от «нитки», пять — справа) и начинали атаку. А по возможности — и преследование противника. Это давало лучший результат.

На одного шурави — сотня душманов

— Еще одним эффектным способом обеспечения порядка на территории Афганистана стало обустройство так называемых «точек» — небольших плацдармов диаметром около 800 метров, которые по периметру прикрывали колючая проволока и минное поле, — продолжает мой собеседник. — На таком пятачке размещалось около 45 бойцов и несколько бронетранспортеров. Помню, во время одного из «стояний на точке» поступили разведданные: напротив нас базируется бандформирование, в котором насчитывается более пяти тысяч боевиков. Как мы тогда пытались шутить, если каждый из них бросит в нас чалму, из этой кучи нам точно не выбраться. По счастью, до прямого столкновения дело не дошло. Но они периодически обстреливали нас из дальнобойных орудий, минометов… Однако самыми страшными были неожиданные нападения на сугубо гражданских автомобилях. Представьте: по дороге, которая проходила в 150 метрах от «точки», едет обычный джип. Внезапно сзади него откидывается тент, и по нам начинает бить крупнокалиберный пулемет. Пока мы схватимся за оружие, пока откроем ответный огонь — его уже и след простыл. Что в этих атаках было хуже всего — примерно на каждой пятой пуле душманы делали крестообразные надрезы. И при выстреле они издавали такой жуткий вой, что хладнокровие теряли даже опытные бойцы.

Что-то из увиденного там, «за речкой», казалось нам дикостью, что-то вызывало улыбку. Сколько раз приходилось быть свидетелем трагикомических ситуаций: мимо проходит толпа вооруженных до зубов дружественных нам сельчан-пуштунов. На вопрос «Куда собрались?» они весело отвечают: «В паре километров отсюда засел враг. Не беспокойтесь, шурави, сейчас мы его быстренько разобьем и вернемся обратно». А через какое-то время к нам бежит пара-тройка перепуганных «союзников»: «Их слишком много, нам не справиться — помогите!». Мы вызываем вертолеты, они утюжат место скопления бандитов ракетами, и вскоре вновь видим довольных пуштунов, которые несут трофейное оружие, ведут пленных. Оказывается, после пленения душманы воюют на стороне победителя. Честно и преданно. Пока снова не попадут в плен.

Или ты — или тебя

Для водителя БТР Разифа Тимеркаева война закончилась 21 декабря 1983 года. В тот день их подразделение проводило очередную тренировку афганских солдат в районе горы Курук. Вдруг кто-то увидел в отдалении небольшую группу боевиков. Командир отдал приказ начать преследование. Отстреливаясь, бандиты отступили к небольшому кишлаку.

— И тут мы понимаем, что по нам бьют не пять, а уже полсотни стволов, — говорит Тимеркаев. — У нас появились раненые. Мы переложили их в БМП и отправили в тыл. До места назначения машина не доехала — нарвалась на засаду и застыла в нескольких сотнях метров от нас. Несколько БТР, и наш в том числе, отправились к ней на выручку. Увы — первым подбили наш бронетранспортер, потом еще один. Однако мы сумели забрать раненых из обеих машин и на одном двигателе рванули обратно. Правда, в горячке боя выбрали не ту дорогу. И заехали в другой кишлак, битком набитый вооруженными душманами. Вначале они бросились врассыпную. А когда поняли, что кроме нас опасаться им некого, устроили на нас настоящую охоту.

Эта охота закончилась окружением советского бронетранспортера. От плотного обстрела не спасала и броня: рядом с Тимеркаевым упал один боец, затем — второй... Последнее, что он помнит, — яркая вспышка, и — темнота. Как выяснилось позже, выстрел из гранатомета пробил броню, часть осколков попала Разифу прямо в голову. От полного уничтожения экипаж спас афганский батальон, который вовремя пришел к ним на выручку. А Тимеркаев, очнувшись, завел бронемашину и сумел довести ее до места назначения.

В госпиталь его доставили только на девятый день после ранения. К тому времени он уже большей частью был без сознания. Говорит, очнулся 31 декабря, когда его привезли из операционной. Врачи удалили из головы пять осколков, два так и не сумели достать. Они, а еще две медали «За боевые заслуги» сегодня напоминают воину-афганцу о той войне.

— Говорят, война делает из мальчиков мужчин, — раздумывая над каждым словом, говорит он. — Не знаю... Бой — это всегда страшно. Когда мы сходились с противником, во рту стоял ком и чувствовался запах крови. Через пять минут это проходило. Но разве можно привыкнуть к тому, что рядом с тобой гуляет смерть? Она и после Афгана не хотела нас отпускать. Сколько моих сослуживцев погибли или умерли после возвращения из-за «речки» — не сосчитать. В память впечаталось, как один из дембелей-сослуживцев спустился с трапа самолета уже на нашей территории, встал на колени и... умер. А те, кто выжил, долго не могли привыкнуть к тишине. Это было невероятно — ходить по улицам, не опасаясь выстрела из-за угла.

Я тоже лет десять после Афганистана воевал по ночам. Да, там выбор был простой: или ты, или тебя. Но за войну в любом случае приходится платить. Уже в этой, мирной жизни нас выручало одно: мы создали собственные объединения и по мере сил и возможностей поддерживали друг друга. Только это нас и спасало.