Полная солонка хлеба

Что такое блокада Ленинграда, я знала уже в семь лет. Моя крестная рассказывала мне о своей двоюродной сестре Зинаиде Михайловне Коршиковой, которая там жила.

Когда в 1937 году мужа тети Зины — военного инженера-строителя Георгия Павловича — направили в Северную столицу, их радости не было предела. Во-первых, семье предоставили двухкомнатную квартиру (в Уфе они жили в бараке), во-вторых, для дочери Леночки можно было найти хорошего музыкального педагога. А в-третьих, наша семья стала получать бандероли с посудой, интересными книгами и фотографиями старинных архитектурных памятников Ленинграда.

Последняя из сервиза

Вскоре, в том же 1937 году, в семье Коршиковых родился сын Сергей.

Мой отец и крестная нередко отправляли посылки с оказией: мед, шерстяные носки, самодельные мягкие игрушки, вышитые салфетки, скатерти.

Когда тете Зине пришло время выходить из декретного отпуска, нянчиться с внуком приехала мама Георгия Павловича — Виктория Константиновна. Педагог с большим стажем, она приняла на себя обязанности экономки и няньки одновременно. В просторной квартире на проспекте 25-го Октября (ныне пр. Невский) места хватало всем.

Началась Великая Отечественная война. Георгий Павлович перешел на военное положение и дома появлялся очень редко. Зинаида Михайловна работала в госпитале. Карточки на продукты ввели уже с сентября 1941 года. То, что семья продержалась первые месяцы войны без особых затруднений, заслуга Виктории Константиновны. Она успела запастись крупами, консервами, насушила сухарей; гуляя с детьми в парке, собирала целебные травы.

Очень скоро более-менее ценные вещи Коршиковым пришлось обменять на продукты. Стали жечь мебель, книги. Виктория Константиновна делила свои 125 г хлеба на три части: Сереже, Леночке и себе. Зинаида Михайловна прибегала домой через два-три дня, оставляла кое-какие продукты и снова шла на дежурство в госпиталь.

Старинную посуду обменяли на продукты в первую очередь. От большого германского обеденного сервиза на двенадцать персон осталась только маленькая изящная солонка в виде корзиночки с двумя отделениями. Разрезанные на миниатюрные кусочки порции хлеба (дети тоже получали по 125 г) она аккуратно укладывала в солонку и добавляла им свои порции. К определенному часу кипятили большой самовар, заваривали смесь трав ромашки и мяты (потом пили уже только горячую воду), и все усаживались за стол. Лена, чисто символически, получала на несколько больших крошек больше Сережи; этот дополнительный «паек» полагался ей за то, что она каждый день ходила за водой. По пути девочка собирала щепки, а если подвернется удобный случай, залазила в разбитые дома и привозила на санках стул, стопочку книг, детские игрушки.

Настоящим праздником было появление отца или посылка от него, переданная через сослуживцев. Банку тушенки растягивали на неделю, варили бульон. А Сережа с восторгом вспоминал, что «хлеба было полная солонка!».

Находки и потери

С февраля 1942 года порции хлеба были увеличены. Однако людям, ослабленным голодом и болезнями, это мало помогало. Виктория Константиновна уже не могла ходить. Зинаида Михайловна так уставала в госпитале, что на дорогу домой и обратно у нее не хватало сил. Лена сама навещала маму. Иногда ее сопровождал Сережа. Уже в конце апреля, когда Лена искала что-нибудь на дрова, в разрушенном доме она увидела старинный живописный портрет девочки со светлыми кудрявыми волосами, в розовом платье с куклой в руках. Лену заинтересовала не только реалистичное, в рост, изображение, но и массивная деревянная рама. Пока девочка размышляла, как ей дотащить такое богатство до дома, Сережа нашел маленький черный мячик, которым дети когда-то играли в лапту. Тем временем Лена перевязала портрет веревками и взвалила его себе на спину. Сережа сзади помогал сестре нести сокровище. Через каждые 100 — 120 метров дети останавливались и отдыхали. Сережа успевал несколько раз подбросить мячик, но голова у него начинала кружиться, и он садился на корточки. И все-таки радость ребенка требовала выхода, он торопился сообщить бабушке об удачных находках и первым поспешил в подъезд. Когда Лена со своей ношей добралась до четвертого этажа, Сережа сидел на ступеньке возле дверей квартиры, прижимая мячик к груди. Мальчик был мертв. Не выдержало сердце.

В конце мая умерла бабушка. В сентябре пришло извещение о гибели Георгия Павловича. Лена перебралась к маме в госпиталь, где они и встретили тот счастливый день — 27 января 1944 года, когда полностью была снята блокада Ленинграда.

Испытание

Что такое «солонка хлеба», я узнала в 1964 году. Тетя Зина и моя крестная не виделись с 1937 года. После долгой переписки мы прибыли в Ленинград. Зинаида Михайловна жила все в той же квартире на Невском проспекте, в которой сохранились некоторые старые вещи. Портрет неизвестного художника «Девочка с куклой» висел в зале. После войны для него заказали новую раму. Увидела я и ту самую солонку-корзинку, в которую бабушка Виктория Константиновна выкладывала порции блокадного хлеба. 12-сантиметровая фарфоровая вещица вмещала в каждую половинку не больше 70 граммов хлеба. «А ты могла бы хотя бы сутки на таком пайке продержаться?» — спросил меня мой одиннадцатилетний кузен Сережа — сын Лены. «Угу, — не очень уверенно ответила я. — А хлеб с чем?» — «Ни с чем. Просто хлеб и вода. Я выдержал целые сутки. Вот, у бабули спроси». Самолюбие восьмилетнего ребенка взыграло, и я согласилась на испытание. Сережа как галантный кавалер из чувства солидарности решил поддержать меня. Тетя Зина аккуратно поделила на двоих маленький кусочек черного хлеба и положила в солонку. Обед с такой же порцией ждал нас через четыре часа. Да! Первое время, заигравшись, мы не особо наблюдали за стрелками, но голодные желудки напоминали о себе громким урчанием. Часа через два в солонке оказались четыре изюминки. Это тетя Лена решила нас порадовать. Вторая и третья порция хлеба прошли для наших молодых организмов как-то совершенно незаметно. Правда, на ночь нам милостиво позволили выпить по стакану слегка подслащенного чая.

Утром мы проснулись от бравурного марша, который наигрывала на рояле тетя Лена. Нас с Сережей поздравили с успешным завершением испытания. А на столе всех ждал полноценный завтрак: манная каша, сыр, масло и белый хлеб.

Дорога жизни

С 70-х годов в Ленинграде стали проводить зимний легкоатлетический марафон, посвященный очередной годовщине прорыва блокады. Занимаясь лыжными гонками, я неоднократно преодолевала 30-километровую дистанцию, поэтому переключиться на длительный бег по асфальту для меня особого труда не составило.

Тетя Лена в письмах подробно рассказывала о трассе, по которой проходит марафон (от Ладожского озера в сторону Ленинграда), о том, что погода в конце января обычно не холодная («Уж такие морозы, как у вас в Башкирии, у нас редкость!»). Таким образом, морально подготовленная и воодушевленная предстоящей летней Московской олимпиадой, я в январе 1980 года приехала в Ленинград покорять (для начала!) полумарафон — 21 километр. Мороз — 28 — 30 градусов держался уже несколько дней. Блокадники вспоминали первую военную зиму, с лютыми морозами, голодом, налетами вражеской авиации... Были блокадники и среди участников марафона. И вдруг... организаторы соревнований и судейская коллегия «в связи с погодными условиями» решили сократить 42 км до 30, а другие дистанции оставили на выбор участников.

Тетя Лена — человек смелый и даже отчаянный, поэтому мою авантюру бежать 30 км, а не 21, как я планировала («Подумаешь, еще 9 км!»), поддержала. Отговаривать попытался Сергей. Но тот факт, что именно он в качестве дежурного врача на машине «скорой помощи» будет обслуживать это спортивное мероприятие, и укрепил меня в решении стартовать на «тридцатке».

О той трассе, о моей Дороге жизни я могла бы написать небольшую повесть. Были марафонцы, которые сошли с дистанции, были те, кто выдержал пронизывающий холод, ветерок, гуляющий вдоль дороги, и показал вполне приличное время. Я оказалась в компании четырех мужчин пожилого возраста, двое из которых подростками пережили блокаду. Судя по их лицам, капитулировать они не собирались. Позади нашего арьергарда на деликатном расстоянии двигалась «скорая». На последних километрах худенький, слегка прихрамывающий мужичок стал потихоньку уходить вперед. У меня мелькнула мысль: надо чуточку прибавить, потерпеть... там, на финише горячий чай, гречневая каша и теплые автобусы. Только закончив дистанцию, я оглянулась... Мой компаньон тяжело дышал мне в затылок, отставшей троице предстояло бежать еще метров триста.

После финиша я просто рыдала! Мне не верилось, что этот ледяной ужас закончился! Меня распирала гордость: я смогла! Смогла!!! Зубы стучали о край стакана, кто-то накинул на меня согретый полушубок, а вокруг притоптывали улыбающиеся люди, у которых по щекам текли слезы. Впрочем, это, наверное, таял снег...

Тетя Лена приготовила шикарный ужин — курник, салаты, шампанское... «А это тебе — памятный подарок...» — Сережа поставил передо мной небольшую коробочку, перевязанную лентой. Я открыла... В ней оказалась знакомая мне солонка, наполненная изюмом.